Зульфикаров Тимур
Шрифт:
Айя!..
…Я стою держусь моюсь нагой в реке и тут бежит из тумана Анастасия моя мать!
И я ложусь сажусь в реке по горло, потому что стыдно мне, что я голый.
…Тимоша! Сынок!.. Река страшна!..Река любит недозрелых отроков! мальков!..
Иди сюда!..
…И она в вологодской своей одинокой ночной рубахе кружевной круглой русской тихой…
И она входит в реку и она вынимает выносит сильными руками из реки дремучей прибывающей меня меня меня…
…Ай матерь ай сладка рука ночная спелая твоя!..
Ай далека!..
И она обнимает мокрого меня счастливого тайного опустошенного и тут находит от реки неоглядной дым чад туман мга мгла тьма ползучая на нас на весь град Джимма-Курган…
И только светит перламутровым столпом небесным в тумане тысячелетняя Чинара Сасанидов моя…
…Древо прадедов светлоствольное мое!.. Ты?..
Ты одно в тумане живо в тумане кромешном мраке чаде дыме бытия?..
И мы идем грядем в тумане непроглядном мимо Чинары Сасанидов…
…Мама матерь а разве дядя Пасько-Корыто птица?..
А зачем он пал полетел сорвался с Древа Сасанидов?..
Мама а река Кафирнихан темна а река потекла вспять?
А Лидия-Морфо рыба?..
А там Лидия-Морфо зовет кличет спелососцовая ситцевая девочка моя?..
Мама а где в тумане куриный веселый сарай?..
Ты слышишь — утки куры петухи опять поют кричат летят?..
Там Софья-Емшан и там Абдулла-Рысь-Онагр-Казах!..
Там тайна! Мать!..
Но я знаю её…
Узнал!..
Да…
…А туман облепил облапил объял обнял обуял нас нас нас…
А ливень исяк и под нашими босыми ногами воды многие бегут сосут текут…
Ой туман!..
…И мы идем с матерью моей и не знаем, где кибитка наша и едва видим друг друга…
Едва!..
Но дорога сладка!
Матерь — слышишь — там поет томительный куриный утиный наш сарай!..
Пойдем туда!..
Там Софья-Кобылица и Абдулла-Онагр соплелись телами в пухе и перьях испуганных птиц!..
Но я знаю тайну их!..
Да!..
И тут!..
И тут в тумане перекрывая крики уток петухов и кур слышится радостное свежее мокрое весеннее заливистое раскидистое вольное степное ржанье свист!..
…Сынок! Тимоша!.. Это лошадь алая шелковая Миколы Пасько-Корыто зовет кричит!..
Он вернулся! Он с ногами! Он не убит!
Он с Чинары Сасанидов не летит!.. Это его лошадь ржет поет томит!.. Сынок бежим!..
…Нет, мать! Берегись!.. Это не его лошадь!.. Это Софья-Лакрима Софья-Кобылица!.. Софья Емшан!.. ржет поет ликует бежит!..
…И тут прямо на нас из тумана выходит выбрасывается выносится высвобождается выпрастывается возникает ярая молодая узкая тугая ахалтекинская кумысная гонная кобылица…
И она едва не набегает не нападает не валится на нас, но отклоняется обдавая нас голубыми колодезными талыми свежими очами и ярым сильным паром-слюной слезой…
И она ржет и трясет ладной головой…
И она вся белая белая белая сахарная словно она в белом жемчужном медицинском халате…
И она в тумане обрывается изникает тонет тает мерцает дивная пропадает…
И там где она прошла в тумане — там долго туман зияет не зарастает — там долгая ясная тропа щель проход тропа-рана в тумане не зарастает не заносится не затягивается туманом…
…И тут вопль рев вой хмельной косой бредовый раскидистый счастливый звериный разносится в тумане…
И мимо нас по ясной ахалтекинской тропе-ране не затянутой туманом проносится ярый слепой гонный святой дикий растопыренный онагр с раскосыми рысьими глазами и с дрожащими недужными контуженными ушами!.. да…
И я гляжу на него и у него с одной буйной косой раздольной ноги сапог солдатский обрывается отлетает и нога ликует копытом вольным беглым роговым обрастая…
Айя!..
И долго в тумане тропа кобылицы и онагра туманом не затягивается не расползается не расплывается не заполняется…
И зияет щель рана долгая в тумане!..
И дико дивно чудно слепо хищно бредово дурманно пыльно пылко пахнет диким полевым растоптанным разбуженным емшаном!..
И диким ярым слезным горьким укропом и диким сонным степным анисом!..