— А разве кто расскажет учителям, если я их нарушу? — поинтересовалась Марсия, вскинув чёрные полумесяцы бровей. Шоки засопел. Тут она была права.

— Твоё нарушение может угрожать и моей практике, — неохотно сказал. — Считают-то общий результат.

Разумеется, парень не собирался жаловаться, нарушая ученическую круговую поруку. Учителей не должно вмешивать в дела учеников.

— Я буду очень-очень стараться, Шоки, — заверила Марсия. — Да мне и самой интересно. Ты не знаешь, почему Тхарами назначил нас именно туда?

Девушка затрепетала ресницами, но Шоки лишь плечами пожал. Он не собирался делиться с девушкой темой разговора в кабинете Тхарами.

— Какой ты бука, — Марсия надула губки, попыталась хмуро отвернуться — и зажмурилась болезненно, повернувшись как раз в сторону света. — Ох!.. Давай наконец уйдём отсюда в какое-нибудь более уютное местечко, где темно, и обсудим нашупрактику!..

Тонкие сильные пальцы легли на его локоть.

— Давай уйдём, — со вздохом согласился Шоки. Он ощутил себя демоном, пойманным в тёмное зеркало.

В деревню Джерф вошёл после захода солнца. Здесь его знали как странного бродягу, этакого знахаря-шатуна, что никогда не задерживается долго на одном месте и никогда не отказывает в помощи. Люди кивали, вежливо здоровались, хотели завести разговор, но оборотень приветствовал кратко и нетерпеливо и торопился дальше.

Его всегда удивляло, как быстро распространяются новости среди людей. Как будто было что-то вроде умения Стаи думать сообща.

— Батюшка знахарь!.. — из дома, к которому он шёл, выскочила простоволосая женщина и едва не бухнулась перед ним на колени. Джерф, не терпевший такого, поддержал. — Знахарь, помоги!..

Какой же я тебе батюшка, это ты мне в матери годишься… И тем более знахарь?.. Узнай вы, что я оборотень, мне пришлось бы туго…

Слушая бессвязные мольбы и описания недуга, приключившегося с девочкой, Джерф позволил затащить себя в дом. Ерунда, конечно, все эти приметы, но он предпочитал их придерживаться и не заходить без приглашения.

Делия проворно намотала на себя одеяло. Мать всплеснула руками, бросилась ещё сильнее кутать.

— Ма, жарко… — захныкала девочка.

— Не надо, — остановил Джерф. — И вообще…

Оборотень оглянулся. Тщательно занавешенные окна, низкий потолок, душно, тяжко пахнет горелым салом.

— Зря в доме держите. Лучше в сенцах. И, конечно, не на солнце…

— У неё глаза болят от света… — прошептала мать, вдруг осипнув.

— Редкую ткань повязывайте… — он осмотрел девочку, которая словно перезагорала. Кожа облупилась, отслаивалась тонкими полосками, висела струпиками, но была не красна — бледна. — Травы успокаивающие — мяту, ромашку, кошачий корень…

Мать убежала за травами, Джерф наклонился к девочке:

— Ну, рассказывай про того мальчишку.

Из глаз Делии побежали слёзы.

— Он не виноват, — хлюпая носом, забормотала она. — Я далеко забрела… водяной схватил, утащил в подводный дом. Выныривал, сидел рядом, гукал… Мне страшно было, но он меня не трогал… а потом вынырнул Никто.

— Кто-кто?

— Никто! Это его так зовут! Он такой смешной был, с клыками, с глазами светящими… ся… но не страшный. Он сказал, что убил водяного. Я кашляла сильно, и жарко было, а он потрогал, и всё прошло. И он сказал, что я теперь не буду болеть от яда водяного. Дядя знахарь, а это правда?..

Джерф потянул носом.

— Если б я знал, — пробормотал тихо.

— …Он сидел рядом, сильно покусанный был, но у него всё заживало сразу, так интересно, правда?..

— Ещё бы, — не стал спорить Джерф.

— Я сказала, что тоже так хочу, а он засмеялся… или заплакал, я не поняла, и сказал, что для этого нужно сначала умереть. А потом наверху стучать стали… я испугалась, а он сказал, что это папа, и нырнул. Папа разобрал крышу домика и вытащил меня. А потом сердился, когда я говорила о нём… Я его просила, чтобы Никто у нас жил, а папа кричал… — она скривилась.

— Ну-ка, не реви, — велел Джерф.

— Дяденька знахарь, — девочка размазала слёзы. — А почему все говорят, что он плохой? Говорят, оборотень… я же его не испугалась, значит, он хороший, хоть и оборотень! Оборотни бывают хорошими, правда ведь?..

Джерф подтвердил, что оборотни могут быть хорошими, и добавил:

— Только ты никому не говори. Может быть, он когда-нибудь вернётся.

— Ага. И я за него замуж выйду, — заявила девочка.

Оборотень чуть с лавки не грохнулся.