Филипп стрелял у барышень на лавке вкусные американские сигареты и отправлялся дальше, понимая, что для его четырнадцати лет фирменная сигарета — максимально возможный улов в бурном ночном потоке. Он ни на что не рассчитывал, он никого, конкретно, не искал, но однажды возле Центрального Универмага его окликнула незнакомая девчонка. Ей, на вид, было лет пятнадцать, она была выше Фила на полголовы, но его это давно уже не смущало. Девчонка спросила у него сигарету, и они выкурили душистое «Марльборо», сидя на тёплом мраморе витрины магазина.

— Ты сбежал? — поинтересовалась она.

— Нет, так себе, гуляю, — бодро отрапортовал Фил.

— Значит, позже сбежишь, — затянулась она сигаретным дымком. — А я уже три дня, как ушла. Классно: хочу — сплю, хочу — гуляю, никто вокруг не орёт и не дерётся. Хочешь, пойдём к нам, я тут недалеко у подружки ночую.

Филиппа так и подмывало сказать «хочу», но он пробормотал что-то нечленораздельное и замолк. Он струсил.

— Ладно, — беззлобно согласилась девчонка, — дай ещё пару сигарет. Фил протянул ей пачку, в которой были собраны разные, но все

фирменные сигареты.

— Спасибо, — она встала и, не оглядываясь, пошла вверх по улице Ленина, а Филипп потопал домой, на Бульонскую.

А в июле Филипп попал в сказку.

Дальний родственник устроил его на работу на Выставку достижений народного хозяйства Украины. Достижения демонстрировались в огромных павильонах: в морском, например, лежал огромный хребет кита, а в машиностроительном — станки и линии, которых и в глаза не видели на обычных заводах. На стендах и фотографиях громоздились горы продуктов социалистического хозяйства, а вот куда они девались по пути в магазин — никто не мог дать ответа.

На экспериментальных полевых участках выставки колосились невиданные по урожайности сорта пшеницы, но тучи воробьёв настойчиво пытались лишить народное хозяйство передовых побегов. Руководство выставки нашло действенный выход — на борьбу с воробьиными стаями принималась на работу стая резвых мальчишек. Им платили по сорок рублей в месяц за то, что с шести часов утра до позднего вечера они носились по дорожкам среди опытных участков и пугали прожорливых птиц криками и камнями. Смена Филиппа оказалась весьма искушённой в борьбе с вредителями, и, через некоторое время, он совмещал работу с невероятными развлечениями. В полевой бригаде им время от времени давали лошадей, и распугивание птиц превращалось в увлекательную охоту: отбивая задницу о твёрдый хребет коняки, нужно было умудриться выстрелить из рогатки и попасть в алчную птицу. За это лошадей нужно было подкармливать хлебом с солью, а также купать в пруду.

Вторым по значимости развлечением была рыбалка. В опытных прудах плавали подопытные карпы. Заслышав звук приближающегося автобусика с посетителями выставки, карпы немедленно подплывали к мостику, с которого умилённые туристы швыряли в воду куски хлеба. Рыбьи рты, размером с оловянную кружку, жадно всасывали добычу, а если показывалась голова, размером с ведро, то воздух оглашался криками ужаса и восторга.

Пруд охранялся неподкупными и бдительными милиционерами.

Мальчишки допускались к священному месту перед заходом солнца, когда уже ни посетителей, ни начальства не могло быть в природе. Обычно, они вручали постовому мешок молодого гороха либо ящик-другой огурцов и помидоров, в поте лица собранных с опытных участков.

Иногда милиционеру доставалась и рыба — по его собственному желанию. Главной проблемой этой блиц-рыбалки было выловить добычу, которую можно вытащить на берег. В первый же вечер Филипп, в охотничьем азарте, швырнул кусок хлеба с огромным крючком в первую же попавшуюся пасть и чуть было не остался без пальца, на котором была намотана толстенная леска. Рыба потянула его с такой силой, что он и охнуть не успел, как уже наполовину перегнулся через перила мостика. Один из друзей-браконьеров успел чиркнуть ножом по звенящей струне снасти и, буквально, спас, если не жизнь Фила, то его палец точно. С тех пор Филипп внимательно следил за размерами кругов на воде, и если видел особенно большие, то переходил поближе к берегу, где клевал молодняк, до двух-трёх килограммов веса.

Через недельку-другую Филипп почувствовал себя главным добытчиком в семье, так как за дополнительную работу на участках разрешалось часть собранного урожая уносить домой. Огурцы, помидоры, черешня и смородина, рыба и молодая картошка доставлялись бабушке на стол, на что она мудро замечала:

— Такой страны больше нет нигде! Люди горобцам дули тычут — и ещё им за это платят!

Филипп с друзьями с удовольствием отправлялся в полевую бригаду, на помидоры, не только из корыстных побуждений. Огромную роль в их трудолюбии играл основной состав трудящихся. Ровесницы — девахи из близлежащих сёл, по сочности и плотности не уступавшие мамашам, прирабатывали вместе со старшими на выставке, ибо в колхозе платили в три раза меньше. После трудового дня мальчишки тащили девах купаться в пруду, и сколько их там было перещупано за пышные попки и сиськи и перецеловано, знал только Всевидящий. За работой и отдыхом молодёжи зорко следили бабки постарше, но и в них ещё чувствовалась бешеная энергия земли, на которой прошла вся их жизнь.

В один из дней случилось маленькое чудо. Фил запомнил его надолго, в разные годы оценивая по-разному.

Вместе с извозчиком он нагрузил полный воз торфа, и неспешным шагом кони двинулись к «опытному» полю. Спустив ноги с переднего края воза, Филипп весело болтал с возчиком, оберегая ноги от длинных конских хвостов, которыми пара гнедых отмахивалась от мух и оводов. Заяц выскочил из огородной грядки перед самым носом у лошадей и те резко встали и отпрянули назад. Фил не удержался и рухнул с воза между восемью коваными копытами. Гнедые испугались еще раз и дёрнулись — переднее колесо телеги наехало на ногу Филиппа. Наверное, он закричал бы от боли, но услышал чей-то голос, очевидно возницы: — Не дай Боже, тiльки не голосуй! Забьють конi...