«Мы уже начали работать, — подчеркивал И. А. Кравцов на собрании партактива, — я имею в виду работу созданного решением ЦК ВКП(б) Оргбюро по Краснодарскому краю, которое начало работать в составе: первый секретарь крайкома товарищ Кравцов, председатель крайисполкома товарищ Симончик, член оргбюро ЦК ВКП(б) товарищ Малкин, член оргбюро ЦК ВКП(б) товарищ Шелухин — секретарь горкома. Вы даже знаете адрес, где помещается крайком партии, причем, главным образом, потому что вокруг того, что мы заняли Дом пионеров по улице Пролетарской, 17 (ныне Мира. Здание Дома пионеров построено в 1936 году, разрушено во время Великой Отечественной войны. На этом месте теперь гостиница «Центральная» — автор), идут кой — какие разговоры (смех). Кстати сказать, что на этом деле кое-кто попытался нас перессорить с ребятами. Ничего не выйдет, потому что если внимательно присмотреться, то этот дом никак не подходит для пионеров (голоса: правильно, правильно). Он неудобен. Больше того, он небезопасен для ребят, а для пионеров прямо напрашивается бывший атаманский дворец. Ребята его просили, мы его им отдали» (аплодисменты).

Исторический факт образования Краснодарского края как самостоятельного субъекта союзного государства происходил в такой приподнятой обстановке, где голоса и даже смех в зале можно было расценивать как радушное одобрение. Между тем я, пишущий эти строки, обязан постоянно напоминать читателям, что в самом деле такого уж радушия повсеместно не наблюдалось. Шел страшный 37–й год.

«Как нас встретили? — задал вопрос Кравцов. И сам же ответил: — По — разному встретили. Известное решение Правительства о разделении Азово — Черноморского края здесь, в Краснодаре, рабочие встретили с воодушевлением, с большим политическим подъемом, с политическим энтузиазмом.

Рабочий любит нашу партию, любит Советы. Он знает, что краевые организации помогут ему еще лучше работать на производстве. Наконец, трудящиеся выгадывают оттого, что сюда перешел край. Я имею в виду преимущественное снабжение краевых центров, решительный подъем всех видов городского хозяйства, улучшение работы торговли и т. д.

Основная масса трудящихся города встретила, повторяю, решение правительства с большим энтузиазмом. Зато обыватель, который имеет прекрасную квартиру с канарейкой (смех), — этот обыватель встретил решение правительства очень настороженно, с элементами паники, распространяя всякие слухи и бредни. Причем, этот обыватель хотел бы, чтобы организационный период прошел мимо него: «пусть, мол, край работает, лишь бы меня не трогали» (смех в зале).

Мы должны сказать этим обывателям, что им придется потесниться (смех, аплодисменты), причем, советуем это сделать добровольно».

Чувствуете? В этом кравцовском «добровольно» уже явственно слышится угроза, причем угроза не только им, сидящим в зале, но большинству населения Кубани, особенно казачьих хуторов и станиц.

Мне трудно, в основном из-за отсутствия достаточной информации, предположить, о чем в самом деле в тот момент размышлял Василий Александрович Симончик. Был ли он инициатором либо занимал нейтральную позицию по отношению к массовым репрессиям ни в чем не повинных граждан? Все же воображу лучшее, — подлинно честные люди — это те, кто отлично осознает свои недостатки и открыто признается в них. Ведь Бог каждого человека, какую бы должность он ни занимал, — его совесть.

Совесть у Симончика была, ибо известно, что он не хлопотал о своих жилищных условиях, квартире, быте, а, напротив, с первых дней энергично принялся решать вопросы, необходимые большинству жителей Кубани. Дел было невпроворот и, хозяйским глазом охватывая весь край, Симончик решил сосредоточиться на трех — четырех наиглавнейших проблемах, основной из которых, безусловно, была земля, ее хозяйственное освоение. В те годы на всю страну были известны знаменитые кубанские черноземы, о которых казаки с гордостью говорили: «У нас такая земля, что оглоблю посади — бричка вырастет». На самом же деле тучные кубанские черноземы давали небольшие урожаи: озимой пшеницы в среднем по 17 центнеров с гектара, озимого ячменя — 18,5, ржи — 14, ярового ячменя и овса — по 15. Вместе с тем в целом это были одни из лучших урожаев по стране.

Все бы хорошо, да отдельным личностям, среди которых были, по выражению Сталина, «партийные и непартийные большевики», покоя не давали так называемые «лютые враги» народа, которые якобы занимались вредительством в народном хозяйстве.

Симончик в душе решительно отвергал даже саму мысль о «вредительстве», однако его окружение, пришедшее к власти, действовало жестко и изощренно. Еще по прошлой работе, особенно в аппарате ЦК ВКП(б), Василий Александрович твердо придерживался правила: мелкие дела порождают и мелких людей. Поэтому он с предельным вниманием и даже подозрительностью относился к своему окружению, особенно к льстецам и подхалимам. «Каждый из нас — сын своих дел», — любил он наставлять подчиненных словами любимого писателя Сервантеса. Про себя, в душе, он к тому времени составил характеристику каждому. Кравцов, сложный и противоречивый, с сильной волей и решительностью, способен был переступить через другого человека. Начальник краевого управления НКВД Малкин — злобный, жестокий, коварный. Шелухин, в то время первый секретарь Краснодарского горкома ВКП(б), простой, без партийных завихрений, компанейский. Федор Иванович Галий, председатель Краснодарского горсовета — душа — человек, добрый и порядочный. Но особенно сблизился Василий Александрович с неприметным на вид человеком, армянином Артаваздом Александровичем Саакяном, работавшим начальником краевого земельного управления. Все звали его по — простому, на русский манер: Сан Саныч. Сблизил их случай. Однажды Симончик, вспоминая свою прошлую работу, упомянул место, где он бывал по снабженческим делам — Нагорный Карабах. Сан Саныч расплылся в улыбке и, подставив руку для дружеского шлепка, радостно произнес: «Да я же там родился!»

Практически они были одногодками, но Симончик все же был несколько старше. Зато путь прошли почти одинаковый. Саакян также был из крестьян, член партии большевиков с 1917 года. В 1925–м окончил университет имени Свердлова в Москве, в 1925–1930 годах был на партийной работе в Степанакерте, работал третьим секретарем Алма — Атинского обкома ВКП(б), заведующим агитмассовым отделом Казахстанского крайкома ВКП(б), вторым секретарем обкома ВКП(б) в Актюбинске и первым секретарем обкома ВКП(б) в

Кустанае. В 1937 году — заведующий сельхозотделом Азово-Черноморского крайкома ВКП(б), а с октября 1937 года — начальник Краснодарского краевого земельного управления. Но не только это сближало их. Оба в глубине души ненавидели насилие.

— Знаешь, Василий Александрович, — как-то, плотнее прикрывая дверь, сказал Саакян, — я человек простой, вырос в обыкновенной крестьянской семье и никогда не исповедовал насилие…

— Держись подальше от Малкина, — раздумчиво проговорил Симончик. — Это страшный человек.