– Где вы такое раскопали? – спросил Артем. – И как называется, кстати?

– Сейчас скажу. – Феликс взял футляр, в котором хранился диск. – Только здесь по-английски. Сиси… Ссы…

– Чего-чего? Какие сиси? – Артем отобрал у него коробочку. Яркой обложки не было, просто бумажка с надписью фломастером от руки. – А, понятно. Scythian Dawn.

– Ну и что это значит?

– Скифский рассвет, – пояснил Артем. – Кстати, что-то знакомое. Что-то такое было, только очень давно. Фельетон какой-то… В «Советском экране», что ли? Не помню уже. Короче, был похожий фильм в девяностых или даже в восьмидесятых. Тоже, естественно, америкосы сняли. Точно, точно…

– Ну, ремейк, наверно, – пожал плечами Феликс.

– Ага, ремейк. Только оригинал назывался Red Dawn. Красный рассвет, а никакой не скифский. Там у них были нормальные злобные коммуняки…

Артем задумался. А ведь правда! Он видел немало голливудских поделок про феерических советских злодеев, но здесь было что-то новое. Где портреты Владимира Ильича, где тосты за руководящую роль партии, после которых герой выпивает залпом пол-литра спирта и закусывает стаканом? Вместо этого – идолы и славянские боги, да еще и знакомый крылатый песик…

– А что это за неведомая зверушка на танке выла? – спросил Артем.

– Ну, ты спросил! – фыркнул Феликс. – Ты здесь логику ищешь? Нормальное киношное чудище. Служебная собака Баскервилей. Или что-нибудь в этом роде.

– А почему она с крыльями?

– А почему Супермен в плаще и в плавках поверх трико? Для эстетики. Чтобы зрителей проняло. Ну и нарисовали.

– Это Симаргл, – неожиданно вмешалась девчонка. – Языческий бог. Просто он такой, не совсем обычный. С клыками, когтями. И еще он летать умеет.

Артем с уважением посмотрел на полуголую комсомолку. Феликс, напротив, ни капли не удивился такому проблеску эрудиции и одобрительно похлопал соратницу по коленке.

– А зачем Симаргл в Советской армии? – спросил Артем у Анечки.

– Чтобы америкосам страшнее было.

– Это что, в фильме сказано?

– Нет, сама догадалась. – Она подмигнула и соблазнительно потянулась.

– У нас особый метод просмотра, – хмыкнул Феликс. – С полным погружением. Попробовать не желаешь?

Он кивнул девице, и та, лениво поднявшись, достала из стола пластмассовый цилиндрик размером с палец.

– Что-то знакомое, – заметил Артем.

– Ну, еще бы, – сказал Дубов. – Полстраны пользуется. Только для других целей.

– Дай посмотреть.

«Карандаш для ингаляций», – гласила надпись на этикетке. Круглая эмблема – ободок красный, а в центре желтая звезда на зеленом фоне.

– Вьетнамская «звездочка»? Бальзам от насморка? Издеваешься?

Феликс заржал, довольный произведенным эффектом.

– Он самый. Ну и, конечно, с небольшим добавлением. Крышу сносит на раз.

– Да пошли вы на фиг, токсикоманы, – сказал Артем.

– Все культурно и без последствий, – обиделся Дубов. – Мы же тебе не в вену предлагаем ширяться. Или там, не знаю, в верхний наружный квадрант ягодицы.

Комсомолка при этих словах хихикнула.

– Даже марки глотать не надо, – гордо закончил Феликс. – Покажи ему, Аня.

Девчонка ободряюще улыбнулась и отвинтила крышку. Артем поморщился – аромат был не тот, что запомнился еще с детства, а какой-то странный. Сейчас он, скорее, отдавал гарью, нагретым железом и еще чем-то, что не сразу поддавалось распознаванию. «Запах смерти вокруг», – вспомнились вдруг Артему слова из стихотворения. Запах есть, это точно, ну а кровищи на экране, пожалуй, больше, чем в каком-нибудь «Рэмбо». Как это понимать? Он дополз до очередной отсечки в этом нелепом квесте? Первая звезда была на мемориале, вторая – вот она, на этикетке вьетнамского бальзама от насморка. «Как-то все это несерьезно, – подумал Артем. – Детский сад. А третья где будет – на рулоне туалетной бумаги?»

Пользуясь тем, что Артем отвлекся, Аня быстрым движением поднесла цилиндрик к его лицу. Он не успел отстраниться и сделал глубокий вдох.

Артем почувствовал жар, который зародился где-то в районе горла и начал волнами распространяться по телу, как будто ему вкололи хлористый кальций. Стало трудно дышать, а потом ему показалось, что противоположная стена колыхнулась, и по ней пробежала рябь, словно по поверхности водоема. Комната удлинялась, превращаясь в колодец, на дне которого плескалось ночное небо, а экран телевизора стал мерцающим отражением огромной незнакомой луны.