Сказал - и снова поймал на себе тот же, преисполненный благодарности за подаренную надежду, взгляд женщины, отчаянно цепляющейся за жизнь.

Войдя в теперь уже точно свою комнату, он, пока Вера усаживалась в кресло, подошел к столу, вздохнув, отодвигая в сторону изуродованную котом рукопись, и наклонился к так заинтересовавшей его до этого иконе.

– Так…так… - разглядывая ее и так, и эдак, бормотал он и, поднеся совсем близко к настольной лампе, воскликнул: - Ничего не понимаю!..

– Что… что там случилось? – забеспокоилась Вера.

– Да вот икона…

– Тоже оцарапана?! – ахнула Вера и горячо принялась защищать своего кота.
– Честное слово, Рыжик тут ни при чем! Он никуда не выходил из кухни, пока ты ужинал! А до этого я не оставляла его здесь одного!

– Да нет, тут совсем другое!

Александр подошел к Вере и показал икону:

– Видишь, изображенный здесь святой – в черной мантии. До моего отъезда она полностью была черной. А теперь вот – появилась какая-то красная кайма. Или может, мне это кажется?

Вера взяла в руки икону, и сразу сказала:

– Нет, тут действительно все обрамлено красным цветом. Очень похоже на полоску начинающегося рассвета! Я часто, когда не сплю по ночам, вижу в окне такую…

– Вот видишь! Значит, я не ошибся…

– И что это может значить?

Александр еще раз осмотрел всю икону и недоуменно пожал плечами:

– Сам не знаю…Может, так оно и раньше было, а я не заметил? У некоторых людей это бывает.

– Как это? – не поняла Вера.

– Очень просто! – объяснил Александр.
– Проглядят что-нибудь на купленной иконе, а потом ходят повсюду и показывают: «У меня чудотворная икона! Вот, поглядите, тут этого ангела или, скажем, скипетра не было, а потом он сам собой появился. Но на эту икону я смотрел столько, что никак бы не мог не заметить… Но давай не будем делать поспешных выводов и лучше посмотрим, что будет дальше! Через неделю, месяц, год…

– Давай! – сама, вся засияв, как рассвет, согласилась Вера и, глядя на икону так, будто кайма начнет расширяться прямо на ее глазах, с интересом спросила: - А кто это на ней изображен?

– Преподобный Варнава Гефсиманский Чудотворец.

– Как! Тот самый разбойник, которого отпустили вместо Христа?!

– Нет, - поморщился Александр и улыбнулся чему-то своему. – Тут просто схожесть имен, из-за чего многие ошибаются. Ты говоришь о Варраве, а это Варнава! В переводе с еврейского - «Дитя милости или Сын Утешения»…

– «Сын Утешения»… - задумчиво повторила Вера.

– Это – великий старец, о котором знала вся Россия. И не только знала, но и шла к нему за помощью, советом и словом утешения. Он был пострижен в честь своего далекого, жившего еще в первом веке предшественника – апостола Варнавы, который невероятно много сделал для зарождавшейся тогда Церкви. И, если хочешь знать, если бы не они, то меня не было бы ни в монастыре, ни здесь, да и, возможно, вообще уже на земле!

Александр перехватил вопросительный взгляд Веры и стал, прищурившись, смотреть на настольную лампу.

– Ты спрашивала, как я попал в монастырь? Так вот, поначалу о нем не было даже мыслей. Рос я без веры, без Бога. Дома о Нем не было принято говорить, а в школе, если и говорили, то только, что Его, прости меня, Господи, нет. Потом была учеба на военного журналиста, где мы вообще проходили научный атеизм. Затем – служба в армейской газете. В тайге. Точнее, в местности, приравненной к районам Крайнего Севера. Все складывалось как нельзя лучше. Заработок – почти как у профессора, перспективы – на зависть. Год службы шел за полтора. Словом, я был крепким, спортивным, здоровым – и лет до двадцати пяти не мог отличить аспирина от анальгина. И вдруг – болезнь и срочная операция. 24 июня 1980 года. Я не случайно называю дату. Потом поймешь, почему. Почти три часа под местным наркозом - на горле. Оперировали методом проб и ошибок. Когда хирург чувствовал, что мне больно, тут же вводил в боль иглу с новокаином. Но ведь он же не сразу действовал!.. Ноги мои были связаны, левая рука под капельницей, правая тоже привязана к кровати. Полная беспомощность! Единственное, что я смог сделать – это разорвать ножные путы – ноги-то у меня были футбольными - и перебирать ногами.

Александр искоса взглянул на Веру, спохватившись – а ничего, что он ей, больной, говорит о таком? И, увидев, что она внимательно и даже с каким-то особым пониманием слушает его, продолжил:

– В общем, когда мне стало совсем невмоготу, и хирург уже пальцами чуть ли не по локоть полез под кадык так, что я уже, хрипя, задыхался, я впервые в жизни воззвал: «Все святые, кто только меня слышит – спасите! Помогите мне!»

– И что – услышали? Помогли? – нетерпеливо спросила Вера.

Александр приподнял указательный палец, прося ее немного подождать, и улыбнулся:

– Операция, к удивлению одного ученого врача – он, между прочим, теперь известное светило – прошла успешно. Но после нее начались осложнения. Я еще немного послужил в армии, потом уволился, получил инвалидность. Жил, перебиваясь с копейки на копейку и продавая на рынке все то, что нажил за время службы: книги, одежду, дубленку… Сердечные приступы – тут уж я в лекарствах не хуже фармацевта стал разбираться - доводили порой до отчаяния. Близкие мне говорили: крестись. Может, хоть это поможет…Но - куда там! Я же ведь, как говорится, не крал, не блудил, не убивал. Хотя, если честно, всего хватало. Бывшую жену на аборт подговорил - разве это не убийство? Чистоту тела тоже не всегда соблюдал… Денег не хватало, а материалы для работы были нужны – так и книги из библиотек, а то и магазина крал… Но вот однажды, сам до сих пор не понимаю, почему, в день своего рождения пошел в храм и - крестился. Тогда вера еще была под запретом, но уже начинала возрождаться в стране, и батюшка в проповеди даже сказал: «Вот, уже и писатели, и журналисты стали креститься!»