Санин Евгений Георгиевич
Шрифт:
– Не за себя, за всю Русь и тех, кто больше всего страдает от поганых: простых горожан и смердов – стариков и старух, мужиков, их жен и детей - прошу. Для того и приехал сюда. Я все сказал. Теперь твой черед отвечать, Великий князь! Идем на Степь?
Святополк долго сидел, не поднимая головы, затем решительно встал во весь свой могучий рост и, к радостному изумлению своего воеводы с дружинниками, усталым и тихим голосом сказал:
– Да вот он я… Готов уже!
Мономах порывисто сделал навстречу ему шаг и, заключая в крепкие объятья, от всего сердца, сказал:
– И тем великое добро всей земле русской сотворишь, брат![3]
5
Купец клятвенно прижал ладонб к груди…
– Уф-фф! – выдохнул Мономах, выйдя из шатра и с наслаждением подставляя лицо еще по зимнему морозному, но уже ласкающему первым солнечным теплом воздуху. – Легче в жестокой битве побывать, чем один такой спор выиграть!
– Такой спор десятка битв стоит! – возразил Ратибор.
– Я, как только услыхал, что ты про дело начал, думал, все – можно сразу уходить, не солоно хлебавши! – вытирая пот со лба, признался Ставр Гордятич.
В шатер вошли и вышли один за другим несколько гонцов. Затем появился со своим ящичком игумен и, наконец, сам Великий князь.
– Всё! Эти пусть едут! – кивнул он вослед поскакавшим с написанными и зскрепленными свинцовыми печатями грамотами гонцов. – А остальных, к тем князьям, что ближе живут, - завтра, а то и третьего дня из моего дворца приказы отправим.
Мономах согласно кивнул. Завтра, так завтра. Есть еще время. О многом надо перетолковать с братом в его тереме-дворце. Есть у него кое-какие задумки и по пешцам, по их вооружению, и по тому, как добираться до места, и надо заранее решить, каким строем - походным или боевым – пойдут они по Степи.
Братья еще раз обнялись и разошлись до вечера.
К Святополку тут же направился, находившийся все время у самого входа в шатер, князь-изгой.
На полпути он поравнялся с Мономахом, и взгляды их встретились.
В глазах переяславльского князя на мгновение промелькнула жалость и сочувствие, что судьба так жестоко распорядилась с этим, таким же, как и он, Рюриковичем. Но тут же в них появился непримиримый стальной блеск, как ко всем врагам Руси, и он громко посоветовал Великому князю.
– Не обещай ему ничего, брат! Все равно он больше того, что уже имеет, не получит!
Святополк с облегчением – вот выручил, так выручил брат, теперь и объяснять ему ничего не надо, - даже не обиделся на такое обращение. Он лишь дождался, когда к нему подойдет проситель, и бессильно развел руками: мол, что я могу поделать? Хоть нас и двое, а все-таки как-никак – съезд князей!
– Ах, так? Ну, ладно!
Князь-изгой яростно взмахнул острой бородой, сел на коня и, бешено нахлестывая плеткой, помчался прочь.
Ратибор хмуро поглядел ему вслед и подошел к князю.
– Не нравится мне все это, - тихо сказал он.
– Что именно? – не понял Мономах.
– Слыхал больно много! – объяснил Ратибор, показывая глазами на превратившегося в точку изгоя.
– Ну, все, да не все!
Мономах загадочно подмигнул воеводе и подозвал к себе купца, от которого снова отвернулся, делая вид, что занят важным делом, Святополк.
Мономах давно знал и уважал этого торговца.
– Что - тяжба? – кивая на брата, спросил он.
Купец, не отвечая, только молча мотнул головой.
– Я чем-то могу помочь?
– Вряд ли. Я ведь не стол у него просить пришел!
– А что же?
– Да так… Одолжил денег одному ростовщику, через которого Великий князь киевлянам под проценты деньги дает, а тот возвращать не желает. Думал, через твоего брата на него повлиять, а он, вишь, даже слышать меня не хочет!
– Д-да… - покачал головой Мономах.
– И много одолжил?
– Много-не много – а все деньги!
– Ну, ладно! Не могу я тебя, так ты меня - выручишь?
– Я? Тебя?!
– И даже не меня, а – всю Русь!
– Да я, да… - засуетился купец.
– Погоди, тут дело непростое, я бы сказал, даже опасное, – остановил его Мономах. – Так что не торопись с ответом. В Степь надо идти. И даже не идти, а ехать, - покосился он туда, где уже исчезла точка князя-изгоя.
– Как можно быстрее! Сможешь?