— Алло! — нажав нужные кнопки, сказал он. — Это — Елена Будко? Точно Будко? Я не ошибся? Ну, здравствуй, Леночка! Здравствуй, моя славная! Да-да, он самый. Владимир Всеволодович. Как говорится, собственной персоной. Что? Стас? Д-да… И он тоже здесь!

Стас что было сил вцепился пальцами в ребро стула…

— Не буду, не буду! — между тем упрашивающе заговорил академик.

И он понял, что Лена сразу предупредила, что не станет разговаривать, не то что когда ему вдруг передадут трубку, но даже и вообще, если речь будет идти о нем.

Где-то бесконечно далеко, едва различимо слышался ее голос.

И даже от этого Стас был уже счастлив…

А Владимир Всеволодович, тем временем, продолжал разговор.

— Как там живет-поживает село Покровское? Что, опять хотят все скупить? Мало им что ли того случая, когда его однажды едва не превратили в озеро?![4] Не сдавайтесь! Слышишь, поднимай всех, но не сдавайтесь! Понадобится — вызывай. Сам приеду. Стаса вон прихвачу. Все-все, прости, больше не буду! Действительно, нам и без этого есть о чем с тобой поговорить.

Сказав это, Владимир Всеволодович неожиданно замолчал.

И в трубке тоже молчали.

Наконец, он нашелся:

— А погода-то у вас как? Солнце? Мороз? А у нас, представляешь, наоборот: снег и слякоть… Ну, а чем ты сейчас занимаешься? Так… так… Очень хорошо! И главное — душеполезно! Ты даже не представляешь, как меня порадовала своими ответами! Ну, а теперь — до свидания! Надеюсь, до скорого!

Владимир Всеволодович бросил на диван телефон и утер платком со лба пот.

— Уф-ф! — выдохнул он. — Наверное, из меня получился бы неплохой разведчик. Хотя… каждый историк — это своего рода разведчик. Или, если он намеренно искажает факты — шпион в своем отечестве! Одним словом, я все узнал.

Он заговорщицки подмигнул Стасу и многозначительно поднял указательный палец:

— Во-первых, она точно не замужем. По крайней мере, фамилию не меняла! Во-вторых, никаких серьезных отношений ни с кем у нее нет. Иначе бы ее не допустили петь на клиросе. Отец Михаил — строгий батюшка. Вроде, как здорова. Ваню из армии ждут. Тебя по-прежнему любит. Сначала обрадовалась, а потом чуть не заплакала, когда я сказал, что ты рядом. Явно переживает. Одно только мне не понятно. Ее фраза: хорошо, что у нее неплохой от природы слух и она может обходиться без нот. Ты не знаешь, что это значит?

— Нет… — растерянно пожал плечами Стас. — Она как-то обмолвилась, что не может читать письма, которые я посылал ей по электронной почте — что-то с глазами. Просила присылать обычные. Но то было месяца три назад… Наверняка мама давно уже ее вылечила!

Они долго сидели молча.

Пока часы еще раз не напомнили о себе старинным боем.

И Стас, уже без напоминания, ушел от Владимира Всеволодовича.

На улице действительно было ветрено и снежно.

Хотя под ногами так и хлюпала вода.

Отчего становилось еще более грустно.

Прав, ох, как прав был папа.

Что нужно бороться за свою любовь.

Да и Владимир Всеволодович тоже.

Говоря, что хватит мучиться и ему, и Ленке.

Но что… что он мог изменить?!

8

— Это еще почему? — опешил Ваня.

Оттепель, как это и положено для конца января, вскоре сменили морозы.

Сухие.

И в то же время не жгучие.

Самые, что ни на есть, приятные — десятиградусные!

Не только в Покровском, но и в Москве ярко засияло солнце.

Защебетали на все голоса птицы.

Деревья стали пушистыми, светлыми.

Снег заискрился, заиграл красками, словно усеянный мельчайшими бриллиантами, каждый из которых огранил самый искусный на земле мастер.

Прохожие на улицах распрямили плечи.

На лицах появились улыбки.

Трудно было не заметить всего этого великолепия.

Не восторгаться им.

И только, казалось, одному Стасу было не до красот.

Университет — институт — магазин — дом…

Дом — магазин — институт — университет…

Чтобы забыться, он каждую минуту что-то делал.

Машинально ел…

Пил…

Разговаривал с кем-то.