Только уже не по поводу мыслефона.

После беседы с Владимиром Всеволодовичем интерес к новой идее сразу пропал и даже название так и не родившегося прибора изменилось в стиле Лены — на категоричное: «мысли — вон!».

«В смысле — вон!» — как пошел еще дальше обрадованный решением сына Сергей Сергеевич.

Вето на думы о Лене Стас тоже снял буквально на следующий же день.

За невозможностью его выполнить.

И фото, к великому недовольству мамы и новому, правду, уже молчаливому одобрению отца, вернул на прежнее место.

Толку-то прятать его, когда она и так все время перед глазами!

Несколько раз он набирал Ваню.

Но тот почему-то молчал.

Не выдержав, отправил шутливое, в стиле их обычных разговоров, смс-сообщение:

«Смотри, после чужой свадьбы сам не женись!»

После чего телефон друга, как сообщал об этом вежливый женский голос, вообще либо отключился, либо попал в недоступную для связи зону.

И опять институт сменял университет…

Магазин — дом…

Потом начались каникулы.

Когда совсем некуда стало себя девать.

К тому же и магазин из-за того, что один из отделов, несмотря на запрет принимать старинные предметы от черных археологов, внезапно закрылся на строгий учет.

Тогда Стас — почти не разгибаясь в течение двух дней — старательно выпилил детским лобзиком из лишней полочки в стенке красивую рамку.

Вставил в нее фотокарточку Лены.

Навел у себя полный — стерильный — как с удовлетворением отметил зашедший к нему вечером на партию в шахматы, хотя, конечно, был, как всегда весь в работе, папа.

И когда уже не осталось никаких дел в его комнате, Стас начал пылесосить во всей квартире и даже — к великой тревоге мамы, следившей за каждым движением тряпки по современным лицам древних людей, — вытирать пыль с ее любимых ваз.

Так продолжалось до тех пор, пока мама однажды утром за общим завтраком с хитрой улыбкой не спросила:

— Стасик, а какое сегодня число?

— Не знаю… двадцать третье… или двадцать четвертое… кажется, января… — равнодушно пожал плечами Стас. — Какая, собственно, разница?

— А такая, — явно клоня к чему-то своему, не отставала мама. — Что — двадцать пятое!

— И ты совершенно прав — января! — с сочувствием взглянув на сына, вздохнул отец.

— Ну и что? — вяло подковыривая вилкой кусок любимого сыра, безрадостно усмехнулся Стас.

Мама отобрала у него сыр, положила на заботливо намазанный маслом кусок хлеба.

Сделала такой же бутерброд папе.

Подала обоим и торжественно объявила:

— А то, что это — студенческий праздник, Татьянин день!

— Ну, во-первых, начнем с того, что это день, когда Церковь чтит память святой мученицы Татианы, — поправил Стас и, любивший во всем, что касается истории, точности, добавил, — пострадавшей за веру в Христа при в общем-то терпимо и даже благосклонно, чего не скажешь о его окружении, относившемся к христианам — императоре Александре Севере. Это уже потом, когда в 18-м веке в России появился первый университет, а именно после того, как в 1755 году императрицей Елизаветой Петровной был подписан указ о его открытии, по дню, когда он был основан, то есть святой мученицы Татианы, и стали называть праздник студентов. Тогда ведь у нас вообще многие события связывали со святыми. И вели по ним счет времени даже больше, чем по обычному светскому календарю. Например…

В другой раз мама с удовольствием выслушала бы Стаса до конца — сразу видно, так и говорил ее восторженный взгляд, что это речь будущего автора исторических романов!

Но сейчас у нее был иной интерес.

И она перебила сына:

— В университете и институте будут студенческие вечеринки. Куда пойдешь? — спросила она и, словно дело было уже решено, мечтательно вздохнула: — Лично я выбрала бы университет!

— А лично я никуда не пойду!

— Нет, пойдешь! – повысила голос мама.

— Не надо давить на парня! — попросил ее отец.

— Как ты не понимаешь? — наклонившись к нему, зашептала мама. — Мальчику нужно развеяться. Он же весь почернел от тоски! И вообще — клин клином вышибается!

Хорошо, что Стас был полностью углублен в свои мысли, да и с детства был отучен отцом вслушиваться в чужие разговоры.

Хотя, по примеру мамы, иногда делал это…

Но сейчас ему было просто не до того.