У меня же, с вашего согласия, установился такой прием использования ваших писаний: материальная выгода от первого их напечатания, т. е. плата за право их выпуска в свет (в тех случаях, когда они непосредственно не появлялись впервые в издании «Посредника») предоставлялась в пользу «Посредника». Впоследствии этот приход шел на покрытие некоторой, очень, впрочем, незначительной, доли весьма крупных расходов по распространению ваших неразрешенных в России писаний в возможно доступной для людей неимущих форме.

Первое время дело шло без усложнений. Но когда вы стали писать повести и рассказы вроде «Хозяин и Работник», «Хаджи — Мурат», «Отец Сергий», «После бала», «Фальшивый купон» и т. п., то в Софье Андреевне стало разгораться желание завладеть в свою личную пользу этими произведениями, которые, при условии обращения их в исключительную ее частную собственность, представляли весьма большую денежную ценность. Домогательства и давление ее на вас в этом отношении, по мере приближения к концу каждой отдельной вашей работы, стали наконец для вас столь невыносимыми, что часто отбивали у вас последнюю охоту писать художественное и наконец побудили вас совершенно отказаться от напечатания большинства этих произведений при вашей жизни.

Обеспечившее несколько ваш душевный покой решение это, понимаемое, разумеется, вами в том смысле, что после вашей смерти эти произведения, вместе со всеми остальными вашими неизданными еще писаниями, станут всеобщим достоянием, — удовлетворило также и Софью Андреевну, но совсем с противоположной стороны. Убедившись в том, что при вашей жизни ей не удастся присвоить этих писаний, она утешалась тем, что до поры до времени они останутся неприкосновенными, а после вашей смерти, на основании государственных законов о наследстве, станут исключительным достоянием вашей семьи.

А думала Софья Андреевна так потому, что к этому времени она уже изменила свое отношение к вашему отречению от собственности на писания ваши второго периода. По мере того как количество этих писаний с каждым годом увеличивалось, ей становилось все труднее и труднее мириться с мыслью, что ей нельзя эксплуатировать эти писания в пользу своей семьи. Дошло наконец до того, что она решилась после вашей смерти пренебречь вашей волей и предъявить права собственности на все ваши писания без исключения, благо она узнала по справкам у юристов (в том числе у К.), что газетное ваше отречение не может иметь никакой силы, в случае предъявления семьей после вашей смерти своих юридических прав наследства на все ваши писания.

Сначала Софья Андреевна избегала открыто высказывать это свое намерение и только иногда случайно проговаривалась. Но с течением времени, убедившись в поддержке со стороны сыновей ваших: Льва, Андрея и Михаила Львовичей, она стала в этом отношении держать себя откровеннее и дошла наконец до того, что уже не от одного своего лица, но и от лица всей семьи стала открыто заявлять, не стесняясь даже вашим присутствием, что газетное ваше заявление не имеет никакой законной силы, что после вашей смерти ваши писания второго периода станут достоянием вашей семьи и что право на их издание будет тотчас отнято от тех, которые издавали их при вашей жизни.

Названные ваши сыновья, с своей стороны, не давали себе труда скрывать своих расчетов на доход от этих отданных вами во всеобщее пользование произведений… в сосед ней с вами комнате, держа в руках рукопись вашего неоконченного рассказа «Фальшивый купон», говорил: «За этот рассказ мы получим сто тысяч чистоганом!»… обращался к Денисенке за справкой, нельзя ли при вашей жизни, помимо вашего участия, вперед запродать какому-нибудь антрепренеру все ваши писания? … поддерживал Софью Андреевну в ее отказах разрешить земствам издать юбилейные в 1908 году даровые сборники для детей, составленные из отрывков из ваших писаний, и в ее попытке отнять у «Посредника» право на издание некоторых из ваших народных рассказав.

Вы же с вашей стороны, не отдавая себе отчета в том, до какой степени Софья Андреевна и некоторые из ваших детей пренебрегают выражаемыми вами желаниями относительно ваших писаний, продолжали от времени до времени записывать некоторые ваши распоряжения в этой области.

Так, например, вы уже много лет тому назад записали в ваш дневник, что желаете, чтобы после вашей смерти все ваши неизданные писания были рассмотрены мною совместно с Софьей Андреевной с тем, чтобы отобрать в них то, что заслуживает издания. Уже зная в то время виды Софьи Андреевны на эти писания и потому понимая совершенную невозможность подобной моей совместной с нею деятельности, я, однако, не находил тогда уместным пытаться нарушить ваши, трогавшие мое сердце, иллюзии относительно Софьи Андреевны.

Однажды во время прогулки вам сделалось дурно, и дочери вашей Марье Львовне еле удалось добраться с вами до дома. Думая, что вы умираете, вы продиктовали ей ваше завещание, в котором приблизительно повторили то, что было вами высказано в вашем газетном заявлении и в упомянутой записи в дневнике. Сохранить это завещание вы поручили Марье Львовне. Но Софья Андреевна, которая вскоре об этом узнала, уверила вас, что нахождение этого завещания у Марьи Львовны внушает ей, Софье Андреевне, такое непреодолимое дурное чувство к Марье Львовне, что оно может пройти только, если вы передадите бумагу на хранение ей, Софье Андреевне. К крайнему огорчению Марьи Львовны, для которой поведение Софьи Андреевны было шито белыми нитками, вы так и сделали. Отношения Софьи Андреевны к Марье Львовне после этого нисколько не улучшились, но завещание ваше Софья Андреевна, по- видимому, уничтожила. По крайней мере после смерти Марьи Львовны Софья Андреевна, предполагая, что никто не знает об этом завещании, говорила и мне и другим, что никаких других распоряжений ваших касательно ваших писаний не существует, кроме когда-то помещенного вами в газетах заявления, не имеющего никакой законной силы.