Кривчиков Константин
Шрифт:
Яхаве вел жестокую схватку за контрольный пакет акций космической корпорации Лендвич с магнатом Хоупсом — своим главным конкурентом не только в бизнесе, но и в борьбе за политическую власть на Планете. Схватка за Лендвич выводила противостояние на новый, поистине вселенский, уровень. Перенаселенная Планета задыхалась от избытка людей и отходов их жизнедеятельности. Кардинально решить проблему могла только активная колонизация космоса. И тот, кто получал неограниченный контроль над космической отраслью, делал шаг почти к абсолютной власти.
Недавно, под давлением Яхаве, Хоупса и еще нескольких олигархов Верховный Сенат принял поправку к антимонопольному законодательству. Поправка разрешала продажу в частные руки контрольного пакета акций космической корпорации, ранее принадлежавшего государству. Решение принималось "в интересах государства и народа" — так заявили сенаторы. Каждый из олигархов, естественно, рассчитывал, что лакомый кусок достанется именно ему. А в такой борьбе все средства хороши.
Ажиотаж подогрело сенсационное открытие астрономов — в соседней галактике, после долгих лет безуспешных поисков, была обнаружена планета, по условиям жизни идеально подходящая для колонизации. Для более тщательного изучения к планете направили разведочный корабль-робот, началась подготовка космического десанта. В этих условиях владелец Лендвича получал шанс стать де-факто хозяином новой планеты.
И тут эта внезапная и ошеломительная новость о раковой опухоли. Рефект, разумеется, не мог подобного подстроить. Яхаве понимал, что его болезнь — чудовищное стечение обстоятельств, не более. Но оно ставило олигарха в очень уязвимое положение: его организм (самое катастрофическое — мозг!) оказывался под дополнительным контролем врачей. И это в момент, когда Хоупс готов предпринять любые меры для устранения Яхаве и захвата Лендвича.
Именно поэтому, едва выйдя из кабинета Яхаве, Рефект попал под тщательное наблюдение. Через пять минут после того, как он позвонил Никосу и договорился о встрече, олигарх уже знал об этом разговоре. Он тут же велел собрать всю информацию о хирурге и его окружении. А когда Яхаве получил аудиозапись разговора между Никосом и Рефектом в клинике, он немедленно велел проверить хирурга по коду "А". Это означало сбор максимально возможного объема информации, включая всевозможные слухи и даже анекдоты о дальних предках "объекта".
В восемь часов утра Яхаве уже сидел у себя в кабинете и изучал материал, собранный его ищейками. Там он наткнулся на факты, которые наверняка ошеломили бы Никоса, расскажи ему о них Яхаве. В частности, олигарх узнал, что покойная жена Никоса Элоиз с раннего детства дружила с обоими братьями, так как приходилась им троюродной сестрой. В семнадцать лет она закрутила интрижки одновременно с Никосом и Юроном. Но если наивному Никосу девица лишь строила глазки, то с Юроном она на полную катушку занималась сексом.
Затем любовники очень сильно поссорились — естественно, по инициативе малахольного Юрона, научного гения. Разозленная Элоиз отомстила по-женски — она немедленно легла в постель со старшим братом, а затем скоропалительно вышла за него замуж. Юрон, впрочем, отнесся к этому индифферентно — Элоиз перестала его интересовать. Но совсем по-другому он отреагировал на появление на свет маленькой Евоны — ведь, родившаяся семимесячной (по официальной версии), малышка приходилась Юрону дочерью.
Так что, к тому времени, когда Никос перешагнул порог кабинета Яхаве, тот знал об обстоятельствах жизни хирурга даже больше, чем сам Никос. Но то, что знал Яхаве, не давало ответа на главную загадку, интересующую олигарха: что нужно Никосу от него, и каким образом хирург может Яхаве помочь?
Яхаве слушал Никоса, сопоставлял его рассказ с имеющейся информацией, проверяя, не врет ли хирург, и терпеливо ждал, когда тот дойдет до самого важного.
— …Юрон попросил меня, чтобы я помог ему оборудовать лабораторию. Он говорил, что знает, как спасти Евону, но ему необходимо время. Я, конечно же, согласился и сделал все, что мог.
Никос в очередной раз отхлебнул из кружки, и Яхаве с неудовольствием заметил, что хирург, видимо, с похмелья. С этим вопросом следовало разобраться раз и навсегда. Не хватало еще иметь дело с алкоголиком.
— Вы что, пили вчера?
Никос побагровел. Потом нехотя выдавил:
— Да… Выпил… Я пять лет не пил. После смерти жены… Вчера… Вчера не сдержался. Разнервничался.
Взглянул на Яхаве. Тот внимательно смотрел на Никоса, поставив локоть на стол и опершись подбородком на полусогнутую ладонь.
— Я понял. Можете дальше не пояснять… Так что там, с Юроном?
— Юрон занимался исследованиями. Я не очень вникал в суть. Просто надеялся, что у него что-то получится. А сам продолжал традиционное лечение. Предпринимал все меры, чтобы затормозить течение болезни. Но все двигалось по худшему варианту. У Евоны развились сахарный диабет, дистрофия миокарда.
Так минуло пять или шесть лет — мучительных и безысходных для всей нашей небольшой семьи… С братом мы редко виделись. Он заходил только тогда, когда у него кончались деньги. И по его лицу я сразу понимал, что ничего обнадеживающего он мне сообщить не может. Но тут… Я вернулся домой поздно вечером, Юрон ждал меня. У него блестели глаза. Как у сумасшедшего. Пожалуй, тогда я впервые подумал о том, что Юрон нездоров. Я имею в виду душевное здоровье, вы понимаете…
Брат сказал, что ему нужны обезьяны, для опытов. Впервые за эти годы я не выдержал. Я заявил ему, что он впустую тратит мои средства. Что обезьяны стоят бешеных денег, а от его исследований нет и не будет никакого толку. Что лучше бы он нашел работу и занялся чем-то полезным.