— Воистину так.

Пауза затягивается и молчание становится тягостным. Всё моё восприятие кричит: ему известно об обмане! Укор в глазах, напряжённость в позе, выражение лица, всё говорит о разоблачённом вранье. Сейчас же кинься к моим ногам и расскажи о своих неподобающих мыслях. О поступках и возможно, мы сможем исправить тебя. С тобой что-то не так. Пока ещё не поздно, обратись к нам и обрети помощь. Но время идёт. Наставник перехватывает мой взгляд и я выдерживаю его.

Давай же. Давай!

— Ты готов к испытанию.

На этот раз это окончательный вердикт. Я склоняю голову и исподлобья наблюдаю, как наставник отступает назад и на этот раз в его фигуре появляется отпечаток усталости.

Выпрямляюсь. Теперь он смотрит в окно и не смотрит на меня, и я иду к двери. Открываю её и выхожу в продолговатый холл, где уже ждут остальные наставники. Их позы остаются безучастными, но когда выходит верховный наставник и кивает за моей спиной, напряжение усиливается. Двое из наставников успевают переглянуться, прежде чем разойтись в разные стороны. Теперь мне предстоит через несколько часов подняться на площадку для испытания.

Я достиг своей цели! Разворачиваюсь и иду к лестнице, но тут резкая вспышка освещает сознание и всё возвращается с предельной ясностью. Знание в сочетании с личностным восприятием опаляет. Но демонстрировать это сейчас было бы непростительно и я иду дальше. Ступень за ступенью подымаюсь всё выше, пока не оказываюсь в широком помещении для отработки приёмов защиты и нападения.

Скоро начнётся Последнее Испытание».

Не торопясь Аджеха спускался вниз, пока не достиг последней площадки. Здесь его поджидал караул. При виде появившегося Аджехи оба послушника склонились перед тем и не поднимали глаз, пока тот не прошёл через следующую арку в новый широкий коридор. Тишина в храме нерушима как застывший космос, но вот её прорезал протяжный тяжёлый звук: он давал понять, что испытание завершилось и решившийся на это успешно покинул полог своего сознания. Теперь он очищенное орудие служения великой цели — поддержания гармонии. Наставникам пора собираться для того чтобы подтвердить этот факт.

В круглом зале собрались все они и каждый застыл при виде вошедшего. Походка его была ровной и уверенной. В каждом шаге отражалась многолетняя выдержка. По лицу же его нельзя было определить ни о чём думает он думает, ни к чему стремится. Так Аджеха дошёл до середины залы и остановился в самом центре из пересеченных кругов коричневого и жёлтых цветов. Ему дышалось легко и свободно, как никогда прежде и всё же грудь вздымалась ровно, спокойно. Он осмотрелся кругом и позволил себе перевести дух под пристальными взглядами наставников. Однажды ему довелось увидеть собравшихся на льдине белых птиц: те много-много часом следили, как медведица разделывает тюленью тушу и вот наконец дождались своих кровавых остатков. Так и наставники с выжидательной готовностью следили за каждым движением! Только попробуй выдать себя — и тут же набросятся и растащат каждый в свою сторону. Никто никогда не мог выйти из испытания с сохранённой своей самостью. И всё же если б осмелился — обман был бы тут же раскрыт. Наказание — насильственный сон.

Не долго Аджеха обводил взглядом восседающих по лавам наставников. Все они походили на разрозненные элементы одной мозаики. Ровные и аккуратно перемешанные. Их красные и жёлтые одежды так контрастировали с серой безразличностью помещения, у которого и потолка видно не было.

— Что ты хочешь сказать нам, сын храма.

— Мне нечего поведать никому. Я завершён. Мир завершён. Есть ли разница один день смотреть на лёд или сто лет.

— Это так.

Каждый из наставников говорил по очереди и как разведывательное судно запускает зонды на дно мирового океана, так и они по очереди запускают невидимые щупальца в сознание Аджехи. Все задавали вопросы, но их не интересовали ответы. Вот один наставник наклонился вперёд, упёршись рукой в колено. Уже сейчас он вёл себя так, будто стоящий перед ним не человек, а добросовестно вырезанный кусок гранита. И всё же образец надлежало проверить. От начала времён храм поставляет стражей к имперскому двору и ещё ни разу ни один из тех не вызывал неудовольствия своею службой.

— Что ты помнишь из своего начала?

— У меня есть лишь господствующее начало и я должен действовать согласно с его природой. Но иначе я действовать и не могу. Я снежинка в покрове снега. — Невозмутимо отвечал допрашиваемый. Аджеха смотрел прямо перед собой и отмечал как звёздный свет резко очерчивает оконную раму. Окна здесь были частыми и узкими, как прищуренные глаза. И сами как будто хищно следили за проверяемыми. Сделай ошибку. Сделай ошибку! Но он не сделает — он не имеет на это права. Собравшись с духом Аджеха продолжал отвечать.

Тогда подал голос верховный наставник и все остальные затихли.

— Вспомни своё детство. — Голос заставлял веки налиться тяжестью и Аджеха сделал вид, что поддался манипуляции. — Ты один стоишь на пороге дома и протягиваешь руку к несправедливо тяжёлой двери. Та глухо поддаётся и ты заходишь внутрь. Что ты видишь?

— Я не вижу ничего.

Он заставил сердце биться размеренно. Перед внутренним взором расстилалась алая кровь и медленно ползла к его ногам. А посередине как одинокая ледяная скала стояла он. Я ничего не помню. Образы не находят отклика и тогда Аджеха не спеша продолжил исследовать их. Вот он видит, как сам же приподнимает крышку погреба и в приоткрывшейся щели с замирающим дыханием видит как ступают туда-сюда серебристые сапоги. Тогда резко откидывается крышка и он вырывается наружу. А там, в свете затухающих ламп его лицо.

— Посмотри ещё глубже. Там всё красное и больше нет ничего. Становится так холодно, что лёд появляется на губах. Кругом один холод и только где кранное — там тепло. Что оно такое?

— Я не предназначен для абстракций. Так как они отвлекают меня от общей природы всего и могут вовлечь в бессмысленную суету.

— Что есть суета?

— Тщетность поиска.

— Что есть поиск?

— Неосмысление мировой гармонии и того, что она руководит всем и направляет всё. Тот, кто видит мирозданье неясно, не руководствуется разумом — а ведёт себя как ребёнок. Так он и проживёт отведённое ему время, в суете, которая окончится тем же, что и у того, кто суетой не руководствовался в делах повседневных своих. Всё сводится к одному.