Мы свернули на Нижний Бродвей, к громаде англиканского собора. Когда мы проходили под шпилями, у меня появилось чувство, будто от холода, ползущего со стороны кладбища, нас отгораживает невидимая узорчатая стена.

— А она все схватывает на лету, — заметила Лорена. — Явно хочет вам угодить.

— Что?

— Да, и поэтому она так быстро учится. У нее чудесный характер. Вы везунчик. Она еще и умная.

— Мы сейчас говорим о Холе? Вот об этой собаке на поводке?

— Нужно давать ей более сложные задания. Бросать вызов.

Мы прошли по 156-й улице мимо Пуэрториканского колледжа и направились вниз, к Риверсайдскому шоссе. Я подумал, что Хола вполне овладела искусством прогулки в городе: черный нос находится у моего колена, загнутый бубликом хвост слегка покачивается, глаза пристально изучают мостовую (вероятно, в поисках цыпленка, ставшего жертвой катастрофы).

— Почему вы решили, что эта собака властная? — спросила Лорена, наблюдая за Холой. — Я этого не вижу.

— Не знаю. Я думал, проблема в том, что она меня не уважает.

— Да, она вас не уважает. Но не потому, что вожак.

Вольхарды убеждали меня, что Хола постоянно напугана. Лорена считала, что она склонна к подчинению. Напуганная и покорная — эти два эпитета явно не подходили к созданию, которое сейчас мирно вышагивало рядом.

Вернувшись домой, мы с Холой принялись отрабатывать команды «Сидеть» и «Ждать». Лорена должна была постучать в дверь, изображая гостя.

Это задание оказалось для Холы неожиданно сложным.

Мы разбили процесс на части: вот раздается стук, вот поворачивается дверная ручка, дверь приоткрывается все шире и шире, вот входит Лорена, говорит: «Привет!» — и пожимает мне руку.

Услышав стук, Хола каждый раз начинала вертеться, не дожидаясь моей команды.

— Не стоит требовать от нее слишком многого, — посоветовала Лорена. — Важно, чтобы новая информация усваивалась легко. Когда все попытки заканчиваются провалом, это делает вас слабаком в ее глазах. Успех, наоборот, делает вас сильным. Лидерство — качество, на котором держится мир. Хорошая организация — значит, хороший лидер. А Хола нуждается в сильном вожаке. Это в ее природе. Так она меньше нервничает.

— Вам нравится Сезар? — спросил я, когда Лорена уже собралась уходить.

Ее обычно распахнутые глаза слегка сузились, будто я задал не совсем корректный вопрос. Однако затем она кивнула.

— Проблема Сезара в том, — сказала Лорена, — что люди смотрят его передачу, но не обладают его навыками. Они не замечают множества нюансов — язык тела, осанку, зрительный контакт. Это как танец. Сезар кажется волшебником. Зрители не понимают, из чего состоят его чудеса. Пробуют повторить все это дома и терпят фиаско. Но черт возьми, в этом виновата не собака.

Лорена оставила мне брошюру под названием «Правила пассивного доминирования». Первая же строчка гласила:

«Игнорирование поведения, направленного на привлечение внимания, является высшей формой доминирования».

Высшейформой?!

Дайте-ка я поясню, что значит «привлекать внимание». Это значит воровать ботинки и наслаждаться видом хозяина, босиком бегущего следом. Это значит жалобно хныкать, чтобы хозяин растрогался и спросил: «Хола, милая, что случилась? Ты проголодалась, девочка моя?» Это значит кусаться, лезть с поцелуями, валяться под ногами и терзать утащенную у соседей детскую сандалию, пока тебе прямо в ухо орут: «Хола, ФУ!»

Негативное или позитивное — это поведение, направленное на привлечение внимания.

То, ради чего она живет.

— Ее задача — выдрессировать вас, — сказала Лорена. — И у нее это получается лучше, потому что она только этим и занимается. Можно сказать, спит и видит, как подчинить вас себе.

Идея Холы заключалась в том, чтобы довести меня до такого состояния, в котором я соглашусь сделать для нее что угодно.

Я и делал. Всегда.

Почему?

Потому что она выводила меня из себя.

А если бы я не согласился?

Встречайте примадонну драматического театра…

В такие моменты Хола напоминала героиню сериала «Сплетница», которая швыряет сумочку на кровать и сотрясается на полу в рыданиях.

Я попробовал взглянуть на ее поведение под другим углом. Скулеж Холы вовсе не выражал экзистенциальный ужас перед бренностью земного. То, как она тыкалась лбом мне в ноги, выпрашивая еду, вовсе не было осанной изменчивой любви.

Это был всего лишь избалованный ребенок, устраивающий истерики, чтобы добиться своего. Чем больше я за ней наблюдал, тем больше убеждался, что она ни на секунду не прекращает хитро продуманного спектакля. На ее фоне любой капризный младенец показался бы ангелом.