Шрифт:
– Что, ты Петр? - отзывчивый на ласку, с улыбкой спрашивает юноша.
– Так, ничего. Хороший ты человек, Иоанн.
– Ну и что?
– У меня настроение отличное. Хочется сделать что-нибудь доброе.
– Сделай.
– Что?
Иоанн пожимает плечами.
– Как ты думаешь, - спрашивает он, - кого имел ввиду учитель, когда сказал, что кто-то из нас не умрет.
– Тебя, конечно!
– Почему? - притворно удивляется польщенный юноша.
– Ты его любимый ученик. Ты сидишь справа от Иисуса.
– А тебя он считает старшим. Ты преломляешь хлеб за столом. Ты - камень, который он положил в основание. А учитель любит камни. Он и себя иногда называет камнем. Помнишь, как он сказал в доме Захарии: “Бог благ, а я – камень”?
– Не помню, - признается Петр. - Трудно все упомнить, что он говорит. А иногда и понять его невозможно. То он говорит: Царство Небесное силой берется. То: Царство Небесное даром дается. Как это понять?
– Может, он говорил об избранных? О пророках? О праведниках?
– Разве они даром его получают? Даром - когда ни за что. Иохонан разве даром его получил? А брат Марфы, этот Лазарь, который умер в мучениях, даром? Вот Иисус избрал нас. Если мы получим Царство Небесное, разве это будет даром? Мы оставили все свои семьи, дома, стали нищими бродягами. Разве это даром?
– Нет, - соглашается Иоанн.
– А кому же даром?
– Не знаю. Давай спросим у него.
– Он последнее время на все сердится. Его лучше не спрашивать. Вот зачем мы идем в Иерусалим?
– Он же сказал, что не оставит камня на камне от Синедриона. Будет битва!
– Если так, то другое дело. Я готов сражаться за истину и за Мессию.
– И я готов умереть с ним!
– Опять смерть? Не говори о смерти. Не люблю я этих разговоров, - досадливо отмахивается Петр. - К чему они? Говори, не говори - она придет в свое время.
– Пожалуй, - опять соглашается юноша.
– Но хочется узнать заранее, как все будет.
– А мне не хочется. Если знать заранее, когда умрешь, и как это будет, то жить не захочется.
– Но учитель знает. Он - Мессия.
Они стоят посреди двора в Вифании в нескольких километрах от Иерусалима за два дня до распятия и три дня до Пасхи.
– Вон Иуда, - говорит Петр.
– Давай его спросим, что он думает.
В самом углу сада под гранатовым деревом, покрытым алыми бутонами, сидит Иуда. На коленях у него денежный ящик и какой-то свиток.
– У Иуды?
– Иоанн скептически морщится. - Если спросить его, сколько мы проели за это время, он точно скажет.
– Пойдем,- решительно произносит рыбак.
Они направляются внутрь сада. Иуда, заметив их приближение, неспешно сворачивает свиток и убирает в эбеновый пенал. Он слегка раздосадован их появлением и вопросительно смотрит на них.
– Иуда, - почти надменно спрашивает юноша, - вы верите, что Иисус - Сын Божий.
– Он никогда себя так не называл, - холодно отвечает тот.
– А как же он себя называл?
– Сыном Неба.
– Это - то же самое. Иногда он говорит “Сын Неба”, иногда “Сын Бога”.
– Никогда!
– Откуда ты знаешь?
– вопрошает Петр, тоже задетый такой категоричностью.
– Потому, что я записываю.
– Что ты делаешь?
Иуда не повторяет. Он лишь холодно смотрит на них.
– Ты записываешь речи Иисуса? - удивленно спрашивает Петр.
– Да.
В их сознании все мгновенно проясняется. Вот почему он уединяется от всех! Вот что хранит он в своем ящике! Вот почему он с ним не расстается! Вот почему он никогда не называет Иисуса своим учителем! Он пишет книгу о Мессии. Иоанн этому не верит. Невозможно записать музыку учительских речей, как невозможно записать шум ветра, плеск волн, шелест деревьев. Как записать свет солнца, покрывающего своим теплом всю землю? Он недоверчиво смотрит на спокойное лицо казначея и понимает, что тот не шутит. И тогда на Иоанна находит гнев. Ведь это святотатство - красть музыку Мессии и прятать ее в свой ящик. Этот мрачный калека ворует у них святое блаженство!
– Я расскажу все учителю!
– яростно грозит юноша.
– Он знает, - невозмутимо отвечает Иуда.
– Посмотрим!
– по-детски выкрикивает юноша и бежит жаловаться возлюбленному учителю.
Петр остается. Он потрясен тоже этой новостью, но она не вызывает у него гнева. Он безмерно удивлен. Ему и в голову не приходило, что можно записывать слова Иисуса, а не хранить их только в памяти, где они не умещаются. Сколько раз он жалел, что пропустил мимо ушей ту или иную фразу, пока старался понять и запомнить предыдущую. Но по собственной инициативе он не посмел бы вести такой протокол. Вот если бы Иисус приказал ему, он отнеся бы к этой работе со всей добросовестностью. Хотя такую работу лучше поручить не ему, а Матфею. Он - книжный человек, привычный к перу. Но почему Иуда стал писать эти мемуары? Петр смотрит на него по-новому. В их небольшой общине все знают истории друг друга: как и почему каждый из них пошел за Иисусом, но никто из них не знает историю Иуды. Он примкнул первым к Иисусу, он был с ним до них. А поскольку ни он, ни Иисус ничего об этом не рассказывали, то его история для всех остается тайной.