Нечасто ботаник влюбляется. Однако если это происходит, то влюбляется он по уши, отдаваясь чувству целиком и полностью. Как раз это и произошло с Эйнштейном. С Милевой, которая тоже изучала математику и физику, он мог поговорить о своих теориях или позаниматься музыкой. С ней он хотел выступить против ненавистного органа управления вместе с его ограниченными чиновниками. Эйнштейн наслаждался в те годы драмой чувств упрямого гения, который протестовал против властей и посредственностей своего времени, а Милева играла роль этакого закадычного друга и любовницы, без которой ему бы ничего не удалось достичь. «Без тебя, – писал он, – у меня пропадает чувство самоценности, желание работать, радость жизни – в общем, без тебя моя жизнь – это не жизнь».

Дальше началась проза жизни. В 1902 году Милева родила внебрачную дочь, судьба которой неизвестна. Большинство биографов склоняются к тому, что сразу после рождения она была удочерена, потому что из-за внебрачного ребенка Альберт мог потерять найденное им с таким трудом место патентоведа в Берне. Через год они поженились – сразу после смерти его отца и против желания матери. Свадьба была скромной, никакого пышного торжества и свадебного путешествия.

У супружеской пары родилось еще двое детей: в 1905 году – Ганс Альберт и в 1910 – Эдуард. Им была уготована несчастливая судьба. Младший закончил жизнь в психиатрической клинике. Сыновьям Эйнштейна пришлось нелегко, ведь в жизни отца они не играли никакой роли. К тому же он расстался с Милевой, разрыв был болезненным и тяжелым.

Сразу после рождения первого сына Эйнштейн почувствовал себя в разросшейся семье скорее стесненным, чем обогатившимся, ведь он хотел писать историю физики. Несмотря ни на что, ему это удалось: 1905 год стал его годом и вошел в историю физики как «год чудес». Эйнштейн написал четыре труда, которые положили начало научной революции. Среди них работы по теории относительности и о молекулярном строении материи.

Семья потеряла для ученого значение. Эйнштейн был рад, когда, находясь далеко от дома, сидел в своем кресле в бюро патентов и думал над физическими задачами (там было мало работы и много свободного времени для размышлений). Бывая дома, он присутствовал там лишь телесно. Его мысли были далеко, где-то в мире теории вероятности, но только не с семьей.

Однажды в 1907 году, когда Эйнштейн находился у себя в бюро патентов, ему в голову пришла мысль: «Когда человек находится в свободном падении, он не чувствует своего веса». Он назвал эту мысль «самой счастливой» в своей жизни, потому что впервые понял, что сила тяжести и ускорение эквивалентны, то есть имеют одинаковое значение. Это стало рождением его «общей теории относительности».

Признание Эйнштейна в научном мире росло. Он становится доцентом Цюрихского университета, позднее – профессором Немецкого университета в Праге. В новом качестве физик возвращается в Цюрих. Его все чаще приглашают на конгрессы, а Макс Планк хочет сделать Эйнштейна членом Прусской академии наук. Его жена Милева, тоже одаренный физик, сидела все это время с их сыном дома и жаловалась: «Что делать: один получает жемчужины, другой – коробки». По поводу морального развития супруга она говорила: «Я надеюсь и желаю одного: чтобы слава не испортила его как человека».

Возможно, слава и не была причиной полного сосредоточения Эйнштейна на исследованиях, что в итоге окончательно разрушило их отношения с Милевой. Когда родился второй сын, брак находился уже в глубоком кризисе. Они редко виделись, и Милева очень переживала, что муж больше не обсуждает с ней свои мысли по вопросам математики и физики. Научный дуэт распался. Невнимание карьериста и нарциссизм ботаника привели к их разрыву. Настоящие чувства Эйнштейн мог испытывать только к своему делу, к своей специальности. Милева занимала часть его жизни, когда он учился и еще только начинал долгий путь. Теперь же она ему была не нужна, потому что он мог говорить о своих теориях с Максом Планком, Марией Кюри и другими гигантами мысли.

В 1912 году у Эйнштейна начался роман с кузиной – Эльзой Лёвенталь, которая была старше его на три года и которую он знал с детства. Она не только являлась его родственницей, но и внешне походила на него. «Непокорная прическа – одна из многих семейных черт, которую разделяли Эльза и Эйнштейн, – писали биографы Эйнштейна Роджер Хайфилд и Пол Картер. – На фотографиях видно, что у обоих одинаковые мясистые носы, выступающие брови и один и тот же волевой подбородок… На многих фотографиях, если Эльзе пририсовать усы, их просто не отличить». При выборе партнерши у Эйнштейна не было эротических мотивов или намерений подобрать себе единомышленника. «Ему нужен был человек, который будет вести его домашнее хозяйство, – сообщали биографы. – Эльзе нравилось заботиться о людях, готовить для них, создавать уют». Она создавала домашнюю атмосферу, которая в детстве так нравилась Эйнштейну и от которой он в годы учебы сбежал. Теперь, будучи всемирно признанным физиком, он захотел вернуться в ту среду. Именно это и предложила ему Эльза Лёвенталь. Ученому даже нисколько не мешало, что от прошлого брака у нее было двое детей, которых она взяла с собой.

В 1914 году Эйнштейна назначили директором Физического института кайзера Вильгельма (ныне Институт Макса Планка) в Берлине. Там же жила Эльза. Милева и дети сначала приехали с ним, но вскоре начались конфликты, которые сделали совместную жизнь невыносимой. Не прошло и года, как семья без главы вернулась в Цюрих.

Эйнштейн довольно быстро справился с новой ситуацией. Он переехал в квартиру на бульвар Курфюрстендамм и стал все больше сближаться с Эльзой. История его отношений с Милевой закончилась: «Я очень доволен разводом, несмотря на то что редко слышу что-нибудь о своих мальчиках. Мир и покой в моей душе дают мне невероятное чувство удовлетворения, не меньше, чем поистине замечательные отношения с моей кузиной». До квартиры Эльзы в баварском квартале можно было пешком дойти за четверть часа.

Милева была в отчаянии, ей тяжело дался разрыв. Она страдала от нервного истощения и серьезного нарушения мозгового кровообращения. Ее врач потерял всякую надежду на выздоровление пациентки. Эйнштейн же ничего не хотел знать. Он даже говорил, что она симулирует болезнь, чтобы воспрепятствовать надвигающемуся разводу, потому что это «типично для слабого пола». Когда он понял, что Милева действительно при смерти, он отсрочил развод снова, не преминув заметить, что она для него «как ампутированная конечность»: «Нам никогда больше не быть вместе».