После неудачного митинга в Глинках я, вернувшись в Реж, зашел в ревком, где встретил руководителя режевских большевиков товарища Кривых.

Я рассказал ему о митинге в Глинках и поделился своими опасениями по поводу настроения крестьян. На это Кривых ответил, что вообще в деревнях около Режа, да и в самом Реже весьма неспокойно, а людей надежных осталось очень мало, так как из Режа и его окрестностей все лучшее ушло на фронт.

Во время нашего разговора к нему подошел мальчик лет двенадцати и, протягивая какую-то бумагу, спросил:

— Дядя Митя! А кому это передать?

Кривых что-то тихо ответил ему, а когда мальчик ушел, сказал мне, улыбаясь:

— Это сын моего старого друга Николая Щербакова, который вот уже второй раз уехал на фронт; сначала ездил на подавление дутовского мятежа, а теперь на чехов ушел. Мы с ним вместе германскую мыкали. Он, можно сказать, не только мой друг, но и наставник, идейный большевик. Такие, как он, все на фронте.

На третий или четвертый день пребывания в Реже поступило распоряжение: послать одну роту на станцию Крутиха в помощь отряду матроса Хохрякова [2] . Послана была 1-я рота. Хохряков вместе с блиндированным поездом и частью своего отряда направил ее с Крутихи на станцию Монетная с задачей занять последнюю. Этой операцией руководил помощник Хохрякова Матвеев. После жаркого встречного боя и занятия станции Матвеев вернулся со своими людьми на Крутиху, оставив на занятой станции 1-ю роту и блиндированный поезд.

В это время в Реже было получено новое распоряжение, согласно которому я тоже, вместе с 4-й ротой своего батальона, отправился в Крутиху в распоряжение Хохрякова. До этого с Хохряковым мне встречаться не приходилось, но я знал, что он член Уральского совдепа (Уральского областного исполнительного комитета) и пользуется среди своих бойцов любовью и непререкаемым авторитетом.

Член Уральского Совета Павел Данилович Хохряков

К моему приезду Хохряков получил от командира 1-й роты нашего полка очень тревожное донесение, из которого трудно было понять, что там делается. Хохряков дал мне паровоз и приказал ехать немедленно на станцию Монетная, чтобы все выяснить на месте.

Начало уже темнеть, когда я выехал из Крутихи. Машинист с трудом вел паровоз, жалуясь все время на темноту. Со мной на паровозе было несколько красноармейцев из 4-й роты и медицинская сестра Катя со своей неизменной санитарной сумкой.

Отъехав от Крутихи не больше десятка километров, мы услышали в стороне какие-то выкрики и стрельбу, но не придали им значения и продолжали ехать дальше. Через некоторое время снова услышали стрельбу и крики в стороне от дороги. На этот раз я приказал машинисту остановить паровоз, чтобы выяснить обстановку. Вскоре к паровозу подбежало несколько человек с винтовками. Это были красноармейцы 1-й роты. Они бессвязно рассказали о том, что белые, разобрав железнодорожный путь, окружили 1-ю роту и блиндированный поезд, и лишь немногим удалось вырваться из их кольца.

Посадив людей в тендер, я приказал машинисту следовать обратно на станцию Крутиха.

Когда я доложил Хохрякову о результатах своей поездки, он решил немедленно двинуть на выручку 1-й роты часть своего отряда и 4-ю роту моего батальона.

Высланная разведка уже на пятом километре от Крутихи наткнулась на блиндированный поезд, который обстрелял ее. Нам стало ясно, что 1-я рота погибла почти целиком, а блиндированный поезд попал в руки белых. Тогда Хохряков дал указание немедленно занять линию обороны в районе станции Крутиха.

Местность от Крутихи в сторону Монетной была малопригодна для обороны: к обеим сторонам железной дороги почти вплотную подступал густой сосновый лес, который сильно ухудшал обзор. Наступающий противник мог подойти незамеченным и также незаметно обойти наши фланги. В двух километрах перед Крутихой линия железной дороги проходила в глубокой выемке. Хохряков дал команду разобрать в этом месте рельсы и столкнуть туда два товарных вагона, загрузив их предварительно разным барахлом, чтобы преградить путь блиндированному поезду белых.