Музыка из окна
вернуться

Ваншенкин Константин Яковлевич
Шрифт:

«С усмешкою чему-то своему…»

С усмешкою чему-то своему, Внутрь обращенной, смутной и далекой, Идешь — повадку видно по всему И женственность — во взгляде с поволокой. Ты девушкой когда-нибудь была? Не ведаю, но думаю — едва ли. Ты женщиною в этот мир пришла, И все лишь так тебя осознавали.

«Юная, средь сутолоки высшей…»

Юная, средь сутолоки высшей, В городской заботе и тщете Летним днем стоит перед афишей, Бегло закрепленной на щите. О другом о чем-то в слитном гаме Словно бы задумалась слегка, Только между влажными губами Двигается кончик языка.

«Словно кому обещаны…»

Словно кому обещаны, Сильные, как женьшень, О молодые женщины — Взглядов мужских мишень. Я иногда замедленно Взор на них наведу. Очень они заметные, Больно уж на виду. Смелые и смущенные,— Тоже ты их пойми,— Несколько защищенные Маленькими детьми.

«Бегло подмазаны губы…»

Бегло подмазаны губы. Густо запудренный нос. Скулы торчащие грубы. Облачко ломких волос. Шаль, а верней, полушалок, Стиранный тысячу раз. И поразительно жалок Взгляд нерешительных глаз. Но, усмехаясь задето, С ней разделяя жилье, Может, за все вот за это Он еще любит ее

Французская картина

Женская грудь из расстегнутой блузки. Это, пожалуй, не слишком по-русски. Это, скорее, Париж, Монпарнас. Кто эта женщина — право, неясно, Что, поднимая глаза от пасьянса, С легкой смущенностью смотрит на нас. В группе со мной молодой академик, И, разумеется, тоже без денег. Мы на прогулки расходуем пыл. Снится Изварино, крыша из дранки. Я говорю: если были бы франки, Только бы эту картину купил.

Женский баскетбол

В жизни выбрав баскетбол, Увлеченные подруги Гулко бьют мячами в пол, Элегантно длинноруки. Пот струится по лицу У недавней недотроги. Вот бросают по кольцу, Откровенно длинноноги. Замерев перед прыжком, Попадают, хорошея. Вновь стоят они кружком, Вытирая лбы и шеи. Тренер многим по плечо, Слов расходует излишки. Сверху пышут горячо Их побритые подмышки. Он напутствует: —Вперед! — Но, как приму цирковую, Цепко за руку берет Молодую центровую. Говорит два слова ей Ободренья и совета И к скамеечке своей Отступает, сделав это.

С японского

Ты так уставала, Что мне было жаль будить тебя Даже лаской. Я очень скучал по тебе, Пока ты спала.

Молодой голос

Вновь былые поступки, Поднимая на щит, Выразительно в трубке Женский голос звучит. Между дел иль на ложе В том его торжество, Что он явно моложе Губ, исторгших его. Не глаза и не руки — Рядом с блеском седин У забытой старухи Прежний — голос один.

Переписка

И вмиг за трюмо, А может, на полку Засунуть письмо, Прочтя втихомолку. А вскоре с огнем Не сыщешь средь пыли, Поскольку о нем Вы тут же забыли. Ответы не в счет — Давнишняя дата… И кто-то не ждет, И ждал ли когда-то?

«Окошки чуть голубоватей…»

Окошки чуть голубоватей, Чем были, может быть, за миг. Доскрипывание кроватей, Долюбливанье нас самих. Ведь скоро — никакой пощады, Лишь утро с беглостью примет. Заборы длинные дощаты Или их даже вовсе нет.

«Женская голова…»

Женская голова В папильотках. А внизу-то: раз-два!..— Строй в пилотках. Впрочем, ждет лишь одно. Слышь, пехота? Вскинуть взор на окно Неохота. Но вверху-то сто лет Вьется локон. И воякам вослед — Взгляд из окон.

«Но, Боже мой, скажи на милость…»

Но, Боже мой, скажи на милость, Куда б ты ни был занесен, Что трепетнее сохранилось, Чем ласка женщины сквозь сон? И многого иного слаще, Зимою или по весне, Не откровенность общей страсти, А слитный шепот в полусне.

Купание

Задумчива и хороша, Лишь брови чуть сдвинула, К воде подошла не спеша И все с себя скинула. Ожгло холодком по груди. Чуть скрипнула камушком. — Не женится он, и не жди! — Услышала рядышком. Так баба сказала одна — Как водится, надвое, Тем более, если она Нагая и наглая. Стояли недвижно леса, Но двигалась фабула. А с листьев холодных роса Медлительно падала.