Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1
вернуться

Гейнцельман Анатолий Соломонович
Шрифт:

КАМЕННЫЕ ДУМЫ

Моя душа вконец окаменела, Как будто я гранитный фараон, Не чувствующий векового тела, И жизнь течет, как непробудный сон. Волна агатами покрыла Нила Базальтовые подо мной ступени, И жалкие феллахи молят ила Речного, опустившись на колени. Священные всползают крокодилы И греются на солнце подо мной, И кулики речные из могилы Живой червей копают, как сохой. А солнце жжет, я вечно в лихорадке Горю, как закаляемая сталь, И фимиам струится в храме сладкий, Но жертв мне человеческих не жаль. Проходят звезды, поколенья, царства, А я над ониксом речным стою И правлю суд над явью без коварства, И похоронный дифирамб пою. Пою со сна, как вся поет природа, Как Нил поет, когда ревет самум, И нет такого на земле народа, Чтоб смысл уразумел извечных дум.

ГРААЛЬ ЛЮБВИ

Ты верною была подругой Мне в странствии моем земном, И часто заметало вьюгой В степи наш одинокий дом. За мазанкою выли волки И бушевал в округе вор, А мы глядели через щелки, Держа в отчаяньи топор. Потом бесстрашно чрез границу, Где шла жестокая война, Ты провела свою Жар­Птицу, – И снова началась весна. В отчизну мы вернулись Данта Под мощный купол Брунеллески, И на предместном Camposanto Словесные родились фрески Меж кипарисов Импрунеты, Где средь серебряных олив Впервые на юдольном свете Я был поистине счастлив. Вне времени и вне пространства С тобой живу я много лет, Средь звезд лучистого убранства, Живу любовью, как поэт. И ты ведешь, как Беатриче, Меня средь терниев и роз Всё выше к Богу, выше, выше, Чрез тысячи метаморфоз. Мы незаметно постарели, Но седина наш ореол: Из серебра мои свирели, Из серебра, как крылья пчел. Мы кончим жизнь в святом Париже, Где состоялась наша встреча, Вверху, на Нотрдама крыше, Средь звезд немеркнущего веча. На троне ты, я на коленях, Как пред Граалем Парсифаль: Жизнь кубок странных сновидений, Творца безбрежная печаль.

СЛОВЕСНЫЕ ФРЕСКИ

Словесные пишу я фрески На белой кладбища стене, Как лаврик пишет арабески Серебряные в летнем сне. Пишу, пишу, зачем – не знаю, Как Млечный Путь, что в синеве Кружится на дороге к раю По голубой небес канве. Что можно знать помимо Смерти, Что жнет серебряным серпом? – Что скоро будешь в душеверти Кружиться легким комаром? Кичатся лишь одни сороки Своим познанием из книг, Но скоро истекают сроки: Познанье всякое на миг. Слова поэту только кратки, И тешится он, как дитя, Когда творит, рождает сказки, Как звездные миры, шутя. 26 марта 1953

СТИХОТВОРЕНИЯ 1916–1929; 1941–1953 (Рим, 1959)

ЭЛЕГИЯ

Распятья – все деревья леса, Голгофы – мертвые холмы. Орудий жерла правят мессы, Поют священные псалмы. Широкобрюхие мортиры, Тая в зрачках багровых месть, Гнусавят откровенье мира, Святого искупленья весть. И тают серые бригады, Как стебли восковых свечей, И рвут колючие преграды Тела озлобленных людей. И перед смертью, примиренья Слова понятней беднякам, И жаждут души отпущенья Неотпускаемым грехам. И жаждут теплого участья На дне мучительных траншей, Религиозного причастья И ласки дальних матерей. Вот обагренные шинели Обрубки раздробленных рук Из подземельной колыбели Подъемлют к иереям вдруг. И пехотинцы, и зуавы, Еврей, латинянин, индус – Все тянут красные суставы За хлебом духа в Эммаус. А пастыри в железных касках Их отпускают в дальний путь, Баюкая священной сказкой, Чтоб легче было им уснуть. Кто разберет на страшном поле, Какому Богу кто служил? И Бог один тут поневоле На дне чудовищных могил. Еврей внимает песне ксендза И шепчет: Борух Адонай! Арабу обещает бонза Пророка заповедный рай. И пулею сраженный раввин Серебряный наперсный крест Дает тому, кто пел: Коль славен Господь среди нездешних мест! И посылает неприятель На павших злобную шрапнель, И меж обугленных распятий – Для всех открыта колыбель! 1916

ПСАЛОМ

Я вдохновенная псалтырь Твоя, непостижимый Зодчий, Я псалмопевец­богатырь, Словами побеждавший ночи, Я звезд несметных поводырь И скорбного творенья врач, Я первосозданного ширь И неудавшегося плач. Я утешаю звуком лир Мятеж недокрыливших стай, – Я – всё, я – весь безмерный мир, Я – преисподняя и рай! Но я – ничто, гнилой аир, Ничтожный атом естества, Кометой выжженный пустырь. И только волей Божества, Твоею волей монастырь Поднялся каменный, Отец, И в нем я – скорбная псалтырь, И в нем я – радости певец! 1917

ОБЛАК СВЕТЛЫЙ

У подножья трона Божья Просветленный, благосклонный, В сожигающие дни, Облак светлый, осени Пери бедной призрак бледный! Чтобы звери бедной Пери Не увидели в тени, Облак светлый, осени. Облак светлый и червонный, Как видение Мадонны, Облак светлый, как Христа Непочатая мечта!
* * *
Страшнее Страшного Суда Настало время. Бесплодна всякая гряда, Невсхоже семя. Погибли чистые слова В людском Эребе, И только сорная трава Взошла на склепе. И только странная любовь Моя к царевне Тепличный вырастила вновь Псалом напевный.

СТУДЕНТ

Шоссейная в лазурь уходит лента, Исполнен полдень солнечных веселий. Мальчишка тащит жалкий скарб студента, Шагающего вслед за ним в шинели Изодранной... Несчастный, как согбен ты, Как стал невзрачен в нищенской постели: Багровые на скулах орнаменты, Орбиты глаз и губы посинели. И так один, один ты в чарах Крыма, Так злобно грудь твою терзает кашель, Что мне, стороннему, невыносимо. Без блика этого пейзаж не краше ль? Контрастов этих резкость нестерпима, – Скорей, Артист Великий, где твой шпатель! 1918