Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1
вернуться

Гейнцельман Анатолий Соломонович
Шрифт:

ПРИЗРАК

Один мой прадед был ткачом в Лионе, Другой – остзейский гордый тамплиер, Я сам, уподобясь пророку Ионе, В Левиафане подавал пример. Я жил в остроге – в терния короне – И ткал из слов – одежды для Химер, Изжаждавшись в горячечной погоне За призраком необычайных вер. Теперь я уж давно потусторонний, Представившийся пред Судьею дух, Живущий лишь при колокольном звоне, Иль до света, как заревой петух. И в каждом я звучу предсмертном стоне, И надо мной земля – лебяжий пух.

ДУША

Душа нуждается в слияньи с Богом, Она – космическое существо, Паломничавшее по всем дорогам, Не находя в юдоли ничего. Зачем ей здесь шатанье по порогам Чужих людей, где всё мертвым­мертво? Лежание на похоронных дрогах, Как мраморное в крипте божество? Ей нужно было это воплощенье Для осознанья тайны мировой, Для славящего Бога песнопенья, Для углубленности в себя живой. Но жизнь земная – только сновиденье Под звездами усеянной канвой. 1950

ПРЕЛЮД

Чем ближе люди, Тем дальше Бог. В созданья чуде – Лишь в них не мог Найти Отца Я никогда: Его лица – Нет и следа. Бог весь в природе, Где нет идей, Он на свободе Родных полей. В волне жемчужной Он дышит мерно, В свирели вьюжной Поет размерно, С лилейной тучей Врастает ввысь, С кремнистой кручи Пьет свежий бриз. В цветке он алом, В жучке из бронзы, В дитяти малом, В лучистом солнце. В людском аду лишь – Цепей, кумиров – Его не узришь Святых паниров.

ИЗУМРУДЫ

Мой друг платан покрылся изумрудом Вдоль всех своих бесчисленных ветвей, И очарованный стою я чудом, Как вылезший из норки муравей. Я продремал от осени под спудом, Как он, но драгоценных нет камней На мне давно, и примирился с блудом Я этих страшных, беспощадных дней. И из­под терния на лбу рубины Сочатся у меня, воскресший друг, И высох я от горестной судьбины. Но хоть замкнулся мой волшебный круг, – Зеленый шум твой вызовет терцины, Что победят в душе моей испуг.

ТЬМА

Сегодня бес, – мой давний неприятель, – Сжал сердце мне тисками черных рук И прошипел: – Возьми скорее шпатель И соскобли иллюзии вокруг. Ни в красоте, ни в творчестве Создатель Уж не приемлем ныне, милый друг! Один лишь я в душе твоей, мечтатель! Один лишь я, – космический испуг. И сердца твоего я из ладоней Не выпущу до самого конца. Ни паруса, ни огненные кони Не унесут от терния венца. Не преклоняйся ж, не пиши иконы, Не умоляй Небесного Отца! –

ИСКУССТВО

Искусство – без духовности – забава, И время на него мы тратим зря. Лишь то существовать имеет право, Что назначается для алтаря. Не в красках, не в рисунке наша слава, А в обликах Небесного Царя, Будь то Егова, Будда или Брама, Или Распятье для монастыря. Искусство не гашиш эротомана, И не головоломная шарада, Не фейерверк технических обманов. Оно – богослуженье в муках ада, Среди непроницаемых туманов, Оно – маяк беспастырного стада.

ПЕРЕЛЕТЫ

Я только пыль, и в пыль веков вернуся, И ветер разнесет мои стихи. Но я небытия не устрашуся: Обгрыз я все стремления верхи. На лебединых крыльях уношусь я Из царства беспросветного тоски, Хоть и кажусь смирнее, чем бабуся, Молящаяся за мои грехи. Я уношусь чрез море и пустыни С другими братьями, вонзая клин Пернатый в неба полог темно­синий, И жизненный не остановит тын Полета вольного из душных скиний Через раздолье снеговых вершин.

БЕСКРЫЛИЕ

Кто б ни был ты, неведомый Спаситель, Грядущий на закланье в поздний час, Ты не спасешь незримую обитель Души моей, где жертвенник погас. Я также правды солнечной воитель, Но в сердце у меня потух экстаз, И никакой чудесный небожитель Зажечь не сможет ослепленных глаз.