Жизнь состоит из тысячи деталей.Гармонии не может быть без них,Ни божества, ни безграничных далей, –И творческий на них основан стих.Улыбка матери в поблекшей шали,Лица возлюбленной малейший штрих,У глаз морщинки – тайный след печали,Дрожанье уст горячих, дорогих;Приветливые за окном платаны,Лазурных гор воздушное ребро,Меж плит тюремных колос филигранный,Дождя сверкающее серебро, –Всё это облик жизни многогранной,Всё вдохновляет к подвигу перо.
СОЗЕРЦАНИЕ СМЕРТИ
Жизнь – сумрачное созерцанье смерти,Как ни слепил бы лучезарный день,Как ни вертелись бы мы в водоверти,Как ни топтали б собственную тень.Лишь юность верует в свое бессмертье,И думать ей о неизбежном лень,Она смеется над гарпунной жердью,Жонглируя на волнах, как тюлень.Меж тем вокруг проходят поколенья,Как тени на магическом экране,И видим мы одни лишь привиденьяИ гроб сколоченный для нас заране.И душу вечное когтит сомненьеВ разумности блуждания в тумане.
ВРЕМЕННОЕ
Строй мысленно в лазури башни,Строй колокольни на горах:Исчезнет ужас твой вчерашний,Панический исчезнет страх.Ты созерцаешь поколенийКлубящуюся в бездну пыль,Ты летаргию зришь растенийИ скошенный у ног ковыль.Но это лишь – метаморфозы,И Смерть – обманчивый кошмар:Не доцветут у тына розы,Не догорит зари пожар...Исчезнешь только ты, ненужный,Мятежный, скучный человек,Исчезнет за завесой вьюжнойКровавый твой, жестокий век.
TRESPIANO
Две мрачные стены с аллееюЧервонных кипарисных пик.Кустоды с высохшею шеею.Окаменевший скорби крик.Внизу террасы колумбариев, –Неумолимой смерти сот.Зеленые квадраты париев.Крестам на них потерян счет.Повсюду кипарисов россади.Ряды вознесшихся колонн.До неба самого, о Господи,Они подъемлют мертвых сон.Стоят гиганты малахитныеНа лабиринте жадных змей.Все тайны высосали скрытныеИз спящих под землей теней.До дна они ведут долинного,Где дымка стелется всегда,Где из колодезя старинногоЖурчит забвения вода.Трава в квадратах изумруднаяПо плечи скрыла все кресты,Под ними сладость непробудная,Под ними терпкие мечты.Сюда и нас в коконе струганномОпустит старенький кустод.Я вижу на лице испуганном,Что ты прочла уж страшный год.
ОГРАНИЧЕНИЕ
Страшусь я черных крыльев ночи,Когда – как шелковый брокат –Они из звездных средоточийСпускаются, закрыв закат.Конца не видно. Меры нет.Нули, нули, нули повсюду,И молится немому чудуСлепой безбрежности поэт.Нет, не постигнет инфузорияЧудовищной миров истории,Безбрежности немого зева,Где Ночь на троне Королева.Нужны мне шоры, нужен день,Сверкающий лучистый Феб,Нужна мне собственная тень,И свежевыпеченный хлеб.И тесность келий моей,И плещущий у ног ручей.Цветы нужны мне, мотыльки,Пустынь зыбучие пески,И отраженное в волнахЛицо в сребристых сединах.Улыбка мне нужна твоя, –Священный символ бытия.
ГОЛУБОЙ ЭТЮД
Ты слышишь ли, как дышит мореВзволнованно у черных скал?Нет величавее историй –Сверкающих морских зеркал.В них отражается всё небо,Все звезды, солнце, облака,И нет духовней в мире хлеба,Нет благотворней молока –Того, что моря грудь дает нам,Как нежно любящая мать,Когда по голубым полотнамМы ищем Божию печать.Прислушайся, оно бушует,Вздымаясь, как титана грудь,Литаврами оно ликует,Как будто в бушеваньи – сутьВсего лазурного творенья.Гигантские по нем плугиПроходят каждое мгновенье,Но отпечатка нет ногиНичьей на зыбком изумруде,Христовой даже – след простыл,Хождения по водам чудоРыбак убогий позабыл.Всё – блеск, всё – блики Божьей кисти,Всё в белоснежных кружевах,И чайки реют без корысти,Купаясь в голубых волнах.
ОВИДИЙ
Бычки и крабы. Грозди синих мидий.Медузы мертвые меж водорослей.Таков печальный берег, где ОвидийКогдато умер меж овечьих яслей...На черноморское златое солнцеДивился я сквозь сеть крестовика,И веровал в суровый край на Понте,Клонясь в степи, как стебель колоска.Вокруг – чернея – искрились болота,Шуршали палашами камыши,И квакали лягушки сонно чтотоМне о прекрасной дочери паши,Плененной в круглой башне Аккермана,Но черепашек я любил и змей,Квакушек, обитательниц лимана, –И не было в душе стремленья к ней.Через лиман белел Овидиополь,И знал я, почему он назван так,Но не сиял над городком Акрополь,Пленительней казался буерак...Теперь в изгнании, в стране поэта,Творца чарующих Метаморфоз,На самом краешке я вижу света –С телегами на барже перевоз,И городишко, где поэт великийВ безвестнейшей из всех лежит могил.Костры цыган я вижу, пляс и крикиИ под горой смердящий вязкий ил.И в омуте – бычков и клешни крабов,Влачащихся бочком, кружась по дну,И сам себя – в патриархальном Шабо,Встречающим прелестницу весну.И в тоге выцветшей стоит ОвидийВблизи – и грустно смотрит на меня:– Тебя еще не гонят НемезидыПучками змей шипящих и огня.Понтийские тебе в забаву рыбыИ чудеса морских метаморфоз,Но будешь ты в изгнании на дыбеВисеть, как я, – меж палатинских роз!
СУМЕРКИ
На площади, уже ушедшей в тень,Пасхальная свеча сияет Джотто.Вверху коралл, внизу сирень,Посередине белый лотос.Как пасха сырная, стоит крестильня, –Лиловая в малиновых тонах.Вверху фонарь блистает, как светильник,В оранжевых, пылающих лучах.Тимпан собора – золотое окоС Христом, венчающим короной Мать,И Ангелы вокруг парят широко,На крыльях – радуги у них печать.Полипы улиц в синесизой дымке.Потоком грязным, мутным от дождя,Течет толпа, как в шапкеневидимке,По мановенью адского вождя.Их дребезжащие вокруг трамваиРазвозят по окраин темным сотам.Автомобилей бельмоглазых стаиБегут за Смертию за поворотом.Как много их, но как я одинок!Ни одного знакомого лица!Как будто я потерянный щенокМеж грешников у райского крыльца.Чужие мы, чужие все друг другу,Чужей, чем эта серенькая мышка,Чужей пчелы, жужжащей в ухо фугу:Как будто разделяет гроба крышка!Мой лучший друг вот эта башня Джотто,Горящая как розовый коралл.Ее зажег для одиноких ктото,Кто горечь одиночества познал.Мой лучший друг кристалл крестильни,Ушедшей в мрак осенней ночи:Она, как бронзовый светильник,Ведет нас к духа средоточью.И открывается опять дорогаВ планетный клир, откуда я пришел,И вижу я в твореньи – Бога,Наперекор жужжанью диких пчел.
