Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1
вернуться

Гейнцельман Анатолий Соломонович
Шрифт:

АД

В аду всегда такой осенний день, Бессолнечный, туманный, неизменный... Нагое поле и сырые стены, Да черная полуночная тень. Татарники засохшие, и пень Обугленный над пропастью геенны, Терновники с ехидны липкой пеной, Где гарпии вьют гнезда, как плетень. И желтые меж беленой ростки, Проросшие из проклятых семян, Что алчут, смертной полные тоски, Залитых солнцем радужных полян. Но змеи отгрызают корешки, И душит всё игольчатый бурьян.

МЯТЕЖ

Будь как звезды, будь как тучи, Никогда не стой на месте, Будь в Париже, будь в Сегесте, Низвергайся с мрачной кручи! Водопадом стань могучим, И порывом в жизни тесной, Птицей райскою прелестной, Вязью сказочных созвучий. Возмущайся против Бога, Спящего глубоким сном, Всей душой забей тревогу, Чтоб проснулся Он, как гром, Еговой проснулся строгим, Иль твоим шальным пером.

СТАРЫЙ ХРАМ

Я сам в себя ушел, как в храм старинный, Заполненный гробницами царей. На алтарях задымлены картины, В светильниках – прогоркнувший елей. Но я люблю прошедшего руины, Когда меж них ликует соловей, Когда вокруг колышутся раины И сам я – старый вещий чародей. Я не горжусь уже собой, как прежде, Когда искал в священном храме Бога, Но я еще и в выцветшей одежде Не потерял космического слога, Не потерял в развалинах надежды, Что дозмеится к Вечности дорога.

КРЕЗ

Пустынный на чужбине горный склон. Меж круглых камешков журчит ручей, Кораллом олеандров окаймлен. И трелит в них блаженно соловей. А на вершине жаркий ряд колонн, – Дорийский храм, теперь уже ничей, – Меж ними козы, слышен дальний звон – Да я, слагатель суетных речей. Где это? На картине Клод Лоррена, Иль на эстампах желтых Пиранези? Нет, – у меня в душе, когда на стены Своей тюрьмы гляжу я безнадежно, Не ожидая в жизни перемены, – И на соломе я богаче Креза.

КУК

Я в детстве географию любил Гораздо более других наук, И днем, и ночью на постели, плыл За тридевять земель, как храбрый Кук. Затем в набат я социальный бил, Заманивая в сети как паук, И яростно в душе своей сверлил, Чтоб Бога откопать из смертных мук. Теперь, уже впадая снова в детство, Стал на воздушной яхте, как Колумб, Крылить в страну межмирья и безлетства, С звезды к звезде среди алмазных клумб, Где в бесконечности, моем наследстве, Себе любой я волен выбрать румб.

ПСАЛМ

Куда б ни плыли мы через туман, Я не дрожу, как трепетная лань: Незримая божественная длань Ведет меня чрез звездный океан. Сирена не гудит, когда тартан Я вижу крылья, выплывших на брань Сквозь отмели и скал угрюмых грань, – И я пою торжественный пеан. Я неразлучен ныне с Божеством, Как Моисей в зыбящейся пустыне: Бог управляет кормовым веслом, Ведя корабль к безбрежности вершинной, И воскресают под моим пером Моей души забытые святыни.

ИГРЫ

Зелень в парке – прямо из тубетки, Зеленей болотного салата. С пистолетами крадутся детки, Всё – индейцы, лютые пираты. Джунгля всюду. Ни к чему отметки, Школы, проповеди для солдата! Паруса важней, капканы, сетки: Следопыты – все в саду ребята. Это только взрослые мессии Думают об исправленьи мира, Распевая в храмах литании. Игры детские – прыжки сатира, Голоса они лесной стихии, Продолженье творческого пира.

ВЛЮБЛЕННЫЙ

Влюбленным в мир, хочу уйти я к Богу, В тебя влюбленным, как больной эфеб, Уйти с волненьем в дальнюю дорогу, Где лучезарный проезжает Феб. Что в том, что желчь сосал я понемногу И горек был познанья черствый хлеб, Что от острога я плелся к острогу И тот же всюду находил вертеп? Всё искупало творческое слово, Всё искупала в мире красота, Хотя тоска по ней – как путь терновый, И нам видна она лишь со креста. Несовершенен мир Твой, Иегова, Для нас – поэтов, вследников Христа.