Шрифт:
И пусть за ним закрепилась — вполне справедливо — слава одного из самых сложных, если не противоречивых, поэтов Латинской Америки, все же нельзя не признать, что порою, заставляя читателя продираться сквозь заросли парадоксов, он вдруг выводит его к поэзии такой родниковой прозрачности чувства и выражения, какую встретишь разве что в народной песне:
И внимают люди, словно детвора, старым струнам лютни, песне гусляра. Лечит нас от спеси ветер-балагур. Дарит, дарит песню ветру трубадур.Эстетическую и социальную позицию де Грейффа легче всего определить, исходя из того, против чего именно он бунтует, наперекор чему движется, торя свой трудный путь борца и барда. Воинственная его антибуржуазность, его отчетливый антидогматизм просвечивают почти в каждой строчке. Но, вглядевшись пристальней в калейдоскопичную — под стать жизни — глубь его поэзии, читатель сможет обнаружить и стройный каркас той позитивной программы, того гуманистического идеала, к которому стремился, «ни перед кем не горбясь», этот «алхимик слова», страстно желая служить идее и делу добра:
Играю людям, травам, ивам, пою не избранным, а многим, играю скорбным и счастливым, пернатым и четвероногим.Именно поэтому в предисловии к полному собранию сочинений Леона де Грейффа известный колумбийский писатель, лауреат Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» Хорхе Саламеа мог написать: «Если де Грейфф занимает сегодня один из самых высоких престолов испаноязычной поэзии, то это никак нельзя объяснить тем лишь фактом, что перед нами блестящий эрудит-версификатор и непревзойденный мастер языка, в формы которого он отливает свои строки. Высшая заслуга де Грейффа состоит как раз в том, что он является творцом безошибочно угадываемого поэтического мира…»
Другой исследователь творчества де Грейффа выразился иначе: «Итак, гора пришла к Магомету. Не Леон де Грейфф пробился к читателю, а читатель дорос до понимания нынешнего своего кумира».
Тридцать лет Колумбия не признавала поэта. К счастью, он оказался долгожителем и следующие тридцать лет пожинал плоды всеобщей известности. Плоды эти порой бывали горькими, но Леон де Грейфф, в котором ядовитый скептицизм и железная жесткость убеждений уживались с добродушной сердечностью и безунывным оптимизмом, жил, «хвалу и клевету приемля равнодушно».
Таким и запечатлела его память современников: низко надвинутый берет, стиснутый зубами мундштук сигареты, юно светящийся взгляд, устремленный поверх собеседника, сквозь прозорливые очки патриарха…
Сергей Гончаренко
Стиховытворения
1925
«Как? Трубка вкупе с бородой — и их союза…»
5
Рубен Дарио (1867 - 1916), никарагуанский поэт, реформатор испаноязычного стиха.
«Зеленый луг и вечер…»
«Я, пришелец из ночи, лишь с ней и в ладу…»
«И пугач и неясыть…»
6
Пугач и неясыть — птицы из отряда сов.
7
Сыть — здесь: пища, состояние сытости.