Под знаком Льва
вернуться

де Грейфф Леон
Шрифт:

Соответствия

("Воскресный день так солнечен и синь...")

Воскресный день так солнечен и синь, а каждый луч — как будто желтый шмель. Мой тамбурин, под солнцем не остынь, забудь про лень, певучая свирель! Что за колдун, какой, скажите, маг со звуком цвет смешать умело смог? Запевший дрозд, и полыхнувший мак, и лилии звенящий погремок… Попробуй-ка так струны сам настрой! Соцветия стрекоз. Гвоздичный рой. Цветы поют, а попугая хвост цветет, как даже лугу не зацвесть,— как будто чья-то кисть на летний холст на радость мне кладет благую весть.

Соответствия

("Пьяная песня! Песня угара!..")

Пьяная песня! Песня угара! Песня, в которой стопы и тропы с выпитой стопкой ярость галопа приобретают в сумраке бара! Пьяная пляска калейдоскопа! Черные кони, отсвет пожара! Фавны и нимфы, поступь циклопа, пьяные слезы, пьяная свара, пьяная песня! Песня угара! Тога величья, маска кошмара, скорбь интеллекта, смех остолопа, вещая сладость горького взвара, лунная роща, топот галопа! Пьяная пляска калейдоскопа! Фавны и нимфы, поступь циклопа! Черные кони, отсвет пожара! Скорбь интеллекта, смех остолопа, тога величья, маска кошмара… Пьяная песня! Песня угара!

Фацеция

("Я уверен: мужчина благородного роду...")

Я уверен: мужчина благородного роду презирает всех женщин и не любит природу. Или их обожает. Изощренность пороков объявив благородством, красотой он гордится, а тем паче — уродством. Или же не гордится. Как вампиров, сосущих кровь его озарений, избегает он всяких толп и столпотворений. Или не избегает. Бесноватой мечтою мозг его изобилен. Лишь единственный идол у него — это филин. Или вовсе не филин. Он, которого душит наше многоголосье, должен жить одиноко, как сосна на утесе. Или как-то иначе. А чтоб мысли питались духом пищи здоровой, пусть наденет венок он непременно лавровый. Или, скажем, терновый. Пусть он в ночь устремляет взор, исполненный веры, в темноте прозревая нарожденье химеры. Пусть незримое людям этот взор обоймет… Все. Аминь. Так и будет. Или, наоборот.

Леда, Лебедь и Пьеро

I Трепетно липок тополя лист. Шелковых скрипок шепот и свист. Раннее лето. Лунная стынь. Лебедь и Леда любят латынь. Лапы аббатовы, сколь виноваты вы! И оттого Хлое тревожно… Но все ж невозможного нет ничего. II Трепетно липок тополя лист. Шелковых скрипок шепот и свист. В парке роняет ворон перо и обнимает Леду Пьеро. Руки Пьеровы столь бестолковы просто беда. Леде тревожно… Все невозможно и — навсегда.

Баллада о статичных сычах

Фрагмент
Посылка Подобно слову золотому, которое дороже злата, сычи, для вас, мои собратья, сия ужасная баллада. * * * Едва луна открылась взорам, как филины вскричали хором. Осоловелая луна была бела, была полна, плывя над нашим глупым садом. И филины, усевшись рядом, заговорили про одно, и ведьмы заорали «Н-но!..», верхом на помело взобравшись, и началось… А сад был глуп, упрям и прям: прямоугольны были клумбы, прямы стволы, квадратны тумбы, прямы аллеи. По краям, как древних римлян легионы, прямолинейные колонны. Все было точно, безупречно, равнотупо, равноконечно, ригористично, риторично, кругло, квадратно и конично, геометрично равнолико, безлично и равновелико: одни и те же ароматы, одни и те же тени. Стандартны были, как солдаты, и камни и растенья… Все идентично и статично, ригористично, риторично, геометрично и безлично — ну, ни одной извилины, а в довершение сего дурного шабаша всего — одни и те же филины. О, где мой сад видений экзотических, извилин хаотически-панических, нигилистических и невротических? О, где мой сад? Не здесь, не тут, где лишь сычей стандартный гуд и одноморфные аллеи, где только ведьмы, сатанея, ветлу качают и в пылу фантазии убогой кричат, усевшись на метлу: «Н-но! Трогай!..»

Насмешливая мини-баллада о жабах, поющих в лужах

Зазвучала в лужах песня жаб досужих - всем они поют. Но кого захочет, тех и обхохочет жабий самосуд. И прудам гниющим, и морям ревущим — всем они поют. Но карает люто и хлыща и пшюта жабий самосуд. Луно-Дездемоне, что на небосклоне,— плачут, но поют. А зато мещанам стал кипящим чаном жабий самосуд. Хоть поет и скверно пьяная таверна — жабы подпоют. Но накажет вонью скупость гарпагонью [10] жабий самосуд. И аллеям вешним, и садам нездешним — всем они поют, но грозит пижонам и пижоньим женам жабий самосуд. Ешьте каталоги, горе-педагоги: жабы вам споют. Бойтесь, эпигоны и толстухи бонны: ждет вас жабий суд. Не трясись, лунатик, выпей, алкоголик: жабы вам споют. Жребий же грамматик и удел риторик — жабий самосуд. Зазвучала в лужах песня жаб досужих всем они поют. Но кого захочет, тех и обхохочет жабий самосуд!

10

Гарпагон — главный персонаж пьесы Мольера «Скупой».

Не более, чем баллада боли

В сей балладе из тетради все как в тризне нашей жизни: любим, спорим, спим, ишачим, счастье — с горем, радость — с плачем. Пантомима бьющей мимо иллюзорности задорной и затворность спеси вздорной… Вроде-рифы ради рифмы, радий славы ради лавы вулканической машины иронической морщины… Тщанье! Ишь ты и куда ты?! Стекла слишком розоваты. Тень мгновенья, лень забвенья: все как в тризне нашей жизни в сей балладе из тетради…

Бессмертная баллада во славу Альдекоа, Лео и Гаспара

Справа— Троя. Слева — Занзибар. Альдекоа, Лео и Гаспар, ваша вечно вещая строка — слово человечье на века. Вы не укрощаете стихий. Вы им посвящаете стихи. Стих морям и взгорьям посвятив, вы святите горем свой мотив и, круша в полете сонм помех, нам преподаете сон и смех. Вы тирана ямбом ткнете ниц, славя дифирамбом всех юниц. Трое, вечносущие везде, поклоняясь Трое, как звезде, вы, морям внимая и мечам, на смех поднимаете мещан. Византия, Вавилон и Рим — словно три колонны вам троим. То смешливы губы, то грустны. Никому вы не подчинены. Балагуря в облике рубак, белокурый курите табак, кофий почитаете вы, но все ж предпочитаете вино. Лео, Альдекоа и Гаспар! Движет вас подкова, а не пар, потому вы славите не зря жженье жизни, женщин и моря. Жизнь сложить — не оду намарать. Учите вы жить и умирать.