Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы
вернуться

Ширман Григорий Яковлевич
Шрифт:

"Знаю девушку худую..."

З.С.

Знаю девушку худую, Омраченную всегда, Я ничем не расколдую Скрытого ее стыда. Он, быть может, тот, который Тайну рая развязал. Никнут веки, словно сторы Именитых темных зал. Кораблями бродят думы, Об утесы бьют кормой, Волны ветер мнет угрюмый... Ах, когда бы грудь волной!

"Вздыхаем часто мы, и «так-с», и «так-то-с»..."

С.А.

Вздыхаем часто мы, и «так-с», и «так-то-с» Разочарованно мы говорим. Душа – песок, и там кровавый кактус, И там арена, цирк и пьяный Рим. И, если церковь на Москве мы встретим, То не находим в сердце крепких слов, За то, что пахнет Александром Третьим От позолоты сонной куполов. Мы рифмы старые сейчас калечим, Для крыльев ноги отрубаем их, Чтоб слово уносило нас далече, Чтобы кричал с вершин орлиный стих. И эхом разрастается упругим В ущельях мозговых вершина та, И по страницам роет полукруги Змеиных строк стальная нагота.

"Мне нравится медлительный твой сказ..."

Н.М.

Мне нравится медлительный твой сказ, Как древний мед, сгущенный и тягучий, И поворот монгольских этих глаз, И этих скул задумчивые кручи. Змеею прохладительной восток Вплетен в твои пленительные строки. Ленивых рек в них вижу я поток, И зорь пустынь в них замысел высокий.

"По воле рифмы ковкой и богатой..."

По воле рифмы ковкой и богатой Твой парус режет бурю и грозу. А я взлюбил жестокие раскаты, И глыбы туч строками я грызу. Звенят зарниц платиновые бранши, Одежду новую земле крою, Чтоб увядал закат не так, как раньше, Чтоб день иначе цвел в родном краю. По нитке ты развязываешь узел, А я его как Александр – мечом, Моей завоевательнице-музе И конь, и колесница нипочем.

"В такую мглу и глушь сырую..."

В такую мглу и глушь сырую Возьму перо я, но в бреду Я никого не обворую, А самого себя найду. Быть может, нового героя Создам без Рима и гусей, Иль вновь понадобится Троя И хитроумный Одиссей. У строф строжайших есть проломы, И я через проломы те Введу коня тропой знакомой, Коня с героем в животе. С живыми факелами смеха Оттуда вылезу я сам И побегу легко как эхо По переулкам и садам. Там пусто, никого в живых нет, В гареме спит их старый князь… И Троя мраморная вспыхнет, Чтоб Илиада родилась.

"Опять в цветах знакомый челн..."

Памяти Брюсова

Опять в цветах знакомый челн Готов к отплытью в край незримый, Рояль по каплям грусть прочел О том, что люди – пилигримы. О том, что бродят по мирам Они с зажженными глазами И оставляют здесь и там Свой след горючий и упрямый. То звон не клавишей, а волн, Реки подземной гул глубокий… Ему мечта была как вол, Пахал он каменные строки. И он работать заставлял, И сам затепливал он страсти. Раскройся, круглая земля, Прими того, кто звался мастер.

ЗАВЕЩАНИЕ

Отправьте мой труп в крематорий И пепел серебряный мой В морском схороните просторе, Смешайте с подводною тьмой. Портрет мой в музее повесьте Средь рыцарей тучных и дам, Пытайтесь в пустынях известий Моим поклониться трудам. И вспыхнет в эфире нирвана, Взлетит голубая кровать, И буду я демоном рваным Ко встречным мирам приставать: Глазами пустыми не мерьте, Бродил я, бродить буду впредь, Подайте мне капельку смерти, Я снова хочу умереть.

"В глубокой памяти лежит Египет..."

В глубокой памяти лежит Египет Как Нила голубого узкий гроб, Самум времен песками не засыпет Его таинственных змеиных троп. Там предок мой босой и загорелый Для пирамиды делал кирпичи, А солнце в спину посылало стрелы И золото в заспинные бичи. Но вечная Изида страсть коровью Доныне льет из темноты веков И обжигает африканской кровью Наш европейский ледяной альков.