Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы
вернуться

Ширман Григорий Яковлевич
Шрифт:

"Волны – строки, мели – рифмы..."

Волны – строки, мели – рифмы, Срифмовал Творец-Чудак. Попадем с тобой на риф мы, Если в самом деле так. Наша старенькая шхуна Разлетится в пух и прах, Будем лакомы бурунам И акулам на пирах. Суша – проза, суша крепче, Но Творец морями – свет. Мне душа неслышно шепчет: Ах, зачем он был поэт!..

"Не знал ни пота, ни испарин..."

Не знал ни пота, ни испарин Я за работой звуковой. Я между строф бродил как барин, Простор обозревая свой. И рожь вселенной колыхалась, И звезды голубели в ней, И облаков клубился хаос По черепам прошедших дней. Их там лежало без предела, И лоб у каждого разбит, И ночь огромная глядела Из провалившихся орбит. И шевелилось слово робко В утесе розовом виска, И на плечах тряслась коробка, Где билась пленная тоска.

"Была больная и рябая..."

Была больная и рябая Ты от когтей придворных свор, Великий страх царям вшибая, Тебя дробил за вором вор. Топор твой был разнообразен, Палач твой весел был и пьян… Перекрестился Стенька Разин, И поклонился Емельян. Был твой Борис гостеприимен, Визжала кость под зубом пил, И не один печальный Пимен Пергамент правдою кропил. И черепа дешевле крынок, Стучит, стучит сухой затвор. И где казнили – нынче рынок, И мелко стало слово: вор.

К АНТОНИЮ

Знаменит ты, мой Антоний, На весь мир прославлен ты. В золотом ночном притоне Пьют вино твое плуты. Все, кто слушает впервые Строфы гордые твои, Опускают тяжко выи, Умирают от любви. Шлют прозрачные приветы Мне глаза прозрачных дев, Рукоплещут мне поэты, Глухоту преодолев. Ты прекрасен, мой Антоний, Не одной лишь красотой, В темный мир потусторонний Ты ушел не холостой. Знать, недаром, не пустынно В знойный день ты сотворен. У тебя три славных сына: Зигфрид, Марий и Нерон.

ЛУНА И СЕРДЦЕ

Есть миры, у них четыре Или три луны иль две, Там объятья жарче, шире На серебряной траве. И сердец число такое ж Там в груди устроил бог, Ты ж на грудях храмы строишь Двух иль трех иль четырех. У планеты нашей тоже Были две луны, когда Мы в лягушек пестрой коже В тине квакали пруда. Целых сердца два стучали, Барабанных палок две, По душе у нас, печали Чтоб не снилось голове. Сразу мы двоих умели Полюбить навек тогда, В сложной сладости похмелий Мы не ведали стыда. Но одна луна увяла, Стали падать лепестки, Метеоры карнавала Именинницы-тоски. И теперь одной луною Ты нам, небо, льешь зарю, Но за то, что сердце ноет Лишь одно, – благодарю. Любим ж не одну, напротив Даже больше чем, когда Плащ лягушечьих лохмотьев Нам накинула вода. Нам спины кусочка мало На пиру, где стол – кровать, Тело всё до дна бокала Нам блаженство выпивать. С кровью пенной, со слезами Меж тончайших наших струн Разыскали в сердце сами Лепестки мы новых лун. И, быть может, то не скоро, Но то будет, – от вина Разлетится в метеоры И последняя луна. Лепестками будут плавать В ночь глухую, и цвести Будет сладко ими заводь Вместо сердца там в груди. Там пред смертью будет плакать Лебедь розовый любви, Небеса в земную мякоть Звезды вывалят свои. Будет жизнь – струны лишь трепет, Будет жизнь – соитья дрожь, Миг лишь, миг ее нам слепит, Но тот миг на луч похож!

Май 1920

"Не певец такой-то масти..."

Не певец такой-то масти, Льющий звуков благодать, – Я хочу быть страшный мастер, Я хочу вам хаос дать. Не священная водица, В бездне хаоса – вино, Сединой вино гордится, Древним золотом юно. Ваших душ литые чаши Я наполню тем вином, Виночерпий величайший Буду я в краю земном. Вы почуете зачатье Веселящихся миров, До созвездий раскачайте Человеческий покров. И когда родится слово, Замычите, строки, вы, Что в пещеру тьмы лиловой Принесли дары волхвы.

"Как накрахмаленному негру..."

Как накрахмаленному негру Мне было тесно и смешно, Я в группах был, и был я вне групп, Я воду пил и пил вино. Но оставался всюду трезвым, – Мне хаос пел с пустого дна. Мы отказали наотрез вам, Содружества и ордена. С востока мы пришли на запад, Мы беспощадны как восток, Ваш темный храм для нас не заперт, Наш пламень весел и жесток. Всё, всё, что свято сберегли вы, Чем лиры пенили и рты, Схвачу как варвар горделивый Для благодарной простоты.

"Прощайте, гордые как трупы сны..."

Прощайте, гордые как трупы сны, Опять клубитесь в ледяном просторе, Вас типография, как крематорий, Сожгла до пепла черной тишины. Страницы-урны до краев полны. Шум вечности, которому мы вторим Враждой времен и блеском их историй, Впитали вы дрожанием струны, Теперь свой темный трепет всем кричите. Быть может, в мире нет вас нарочитей, Торжественнее вас, быть может, нет. Иль, может быть, вы строк иных зачаток? Мне всё равно, во мне печаль планет И боль непоправимых опечаток.