Шрифт:
И вот… Хоронят человека…
– Снимите шапку, гражданин!
Чем привлекло оно бывшего военнопленного? Какие
ассоциации вызывала «тихая лирика» Рубцова, названно-
го ещё при жизни «певцом земли, осени, дождя, сумерек
и грусти»4?
Обо всём этом, а не только о своей нынешней и будущей
жизни на родине предков думал я позже, гуляя в одиноче-
стве по чудным, словно кадры из рисованных мультфиль-
мов окрестностям Акслаха. Они были совершенно иными,
нежели те леса и поляны, где родился, творил, бражничал,
влюблялся и встретил смерть Николай Рубцов и где «мотал
191
срок» муж моей новой знакомой? И вообще, что может быть
общего между «справным баварским хозяином» и русским
поэтом, написавшим:
Когда я буду умирать,
А умирать я точно буду!
Ты загляни-ка под кровать –
И сдай порожнюю посуду.
Конечно, эти мысли и вопросы для меня, свеженького
переселенца, были в ту пору далеко не главными. Скорее –
третьестепенными. Но всё же время от времени они воз-
никали в сознании, а вместе с ними появлялось сухощавое,
с правильными чертами лицо Карла Карлхубера, виденное
мною только на фотографиях…
Удивительная вещь – память. Например, лицо бесконечно
любимого и родного человека – своей бабушки Татьяны, ко-
торая вырастила, воспитала и даже спасла меня от смерти, –
4 Из книги Педенко С. «Лёд и пламень». Северо-Западное книжное издатель-
ство, 1981 г.
Buch Utro v raju_210211.indb 191
09.03.2011 20:48:23
я не помню. А вот баварца Карлхубера вместе с Николаем
Рубцовым, которого видел к тому времени всего пару раз, да
и то на фотографиях, представляю ясно. Причём непременно
в сибирской тайге или в небольшом городке-посёлке на рус-
ском Севере. Может быть, потому, что довелось служить там
в армии, на строительстве железнодорожной трассы Ивдель-
Обь, которую вместе с воинскими подразделениями про-
кладывали также и зэки. Перегон – они, перегон – мы. И так
до самого Ледовитого океана, не разговаривая, не встреча-
ясь, но изредка видя друг друга. Издали.
Рубцова я представлял в чёрной фуфайке, накинутой
на «потёртый, тусклый пиджачок»5, а Карлхубера в мыши-
ного цвета шинели, местами прихваченной огнём кострищ,
у которых грелись заключённые. Это по ассоциации с уви-
денным на Севере в период, когда служил в железнодорож-
ных войсках.
После занятий на языковых курсах я иногда отправлялся
побродить по окрестностям – заглядывал на хутора, заходил
в ближайший от Акслаха городок Готтесцель, где наблюдал
неспешную, размеренно-разумную жизнь баварцев. Много
192
позже мой друг доктор социологии Нузгар Бетанели, впер-
вые приехав в Баварию из Москвы, скажет: «Как было, на-
верное, тяжко покидать местным парням этот рай ради того,
чтобы оказаться на Восточном фронте». Я ему тогда воз-
разил: любой фронт ужасен, что Восточный, что Западный,
впрочем, как и любая война. «Конечно, ты прав, – сказал
Нузгар, – но я сейчас не о войне, и тем более не о Гитлере,
Черчилле или Сталине. Я о том, что обладай правом выбора,
где прожить следующую жизнь, если таковая, конечно, су-
ществует, непременно остановился бы на Баварии. До того
здесь легко мне дышится».
23 февраля 2001 года Нузгар умер. В Москве. Узнав
об этом, я неожиданно вспомнил Карла Карлхубера, скон-
чавшегося в 1987 году в Акслахе. И ещё подумал: интересно,
где бы он захотел прожить ещё одну жизнь, появись у него
такая возможность? Наверняка тоже в Баварии. Хотя, чтобы
ощутить прелесть этого края, нужно попутешествовать, по-
скитаться, поездить по миру. А он поездил, точнее – поша-
5 Фраза друга Николая Рубцова поэта Льва Котюкова из его книги «Демоны и
бесы Николая Рубцова». Москва: Юпитер, 2004 г.