Шрифт:
Рыпця. Как нельзя лучше, господин меценат, как нельзя лучше! В ближайшем времени приступаем...
Помыкевич. Как нельзя луч-чше! Прости Милена, на минуточку! (Уходит в канцелярию.)
Рыпця. Вы... простите, пани, на минуточку. Я хотел...
Помыкевичева. Вы очень вежливы, но не беспокойтесь, и тем более сейчас, господин Рыпця. Сегодня достаточно... Вы оба очень вежливы, господа, и поэтому будьте уверены в моем содружестве с вами.
Рыпця. И ваша статья...
Помыкевичева. И моя статья «О влиянии народной одежды на формирование нового мироощущения украинской женщины модерна» в скором времени окажется в ваших руках...
Входит Пыпця.
Рыпця. Товарищ Пыпця! Товарищ Милена только что сообщила мне, что на днях передаст в мои руки свою ценную статью «О влиянии...».
Пыпця. Вы ошибаетесь, дорогой товарищ и приятель! Товарищ Милена передаст статью в руки главного редактора «Кровавое зарево».
Рыпця. Как только закончите ее, позвоните в кофейню «Помпадур», телефон двадцать пять — двадцать пять! Я там обычно пью настоящее мокко со сливками.
Пыпця. Если захотите ее напечатать, позвоните в кондитерскую «Казанова»: телефон сорок пять — сорок пять. Мне там обычно подают мороженое «Кассате». Вот!
Помыкевичева. Вот теперь позвольте, господа, пожелать вам вкусного мокко и мороженого.
Рыпця и Пыпця. Благодарим...
Рыпця. Пани...
Рыпця и Пыпця... товарищ Милена!
Помыкевич. Симпатичные ребята, жалко только, что не совсем они наши. Пропадают ребята без национального самосознания.
Помыкевичева. До сих пор, меценат, вы и не подумали о них.
Помыкевич. Я и теперь, Милена, так сказать, понимаю, что необходима предосторожность к ним обоим.
Помыкевичева. Может быть, снова ваша зависть? Вы решительно стараетесь, меценат...
Помыкевич. Нет, не это у меня было в мыслях, Милена. Я хотел лишь предупредить, что не следовало бы тебе во всем верить им...
Помыкевичева. Вы снова боитесь за меня, меценат?
Помыкевич. Боже сохрани! Не за тебя я боюсь...
Помыкевичева. А за кого же, если можно знать?
Помыкевич. Я... я совсем не боюсь, Милена. Только, видишь ли, молодым людям не всегда надо верить. Я и сам был молодым, не один раз приходилось обманывать. Говоришь, будто истинную правду, даже себе самому кажется: действительно правда! А подумаешь вот так, призадумаешься, и выходит обман неимоверный! Так вот, если ч-ч-что-нибудь такое, так ты не верь, Милена, брешут ребята!
Помыкевичева. Меценат, смотрите, чтобы не было скандала!
Помыкевич. Милена, они тебе все-таки что-то сказали?!.
Помыкевичева. Не сказали ничего и, может быть, только потому, что я не интересуюсь вашими, меценат, адвокатскими делишками. Я лишь напоминаю вам, что вы сделали меня несчастной, став моим мужем. Вы убили меня тогда в моих собственных глазах, если бы вы захотели меня уничтожить еще и в глазах общественного мнения,— горе тогда вам, меценат! Фамилия Помыкевичей должна быть незапятнана, потому, что я ношу ее. Вы слышали, меценат?
Помыкевич. Об... об этом никто не узнает, Милена...
Дзуня. Отец Румега...
Помыкевичева. Господин Дзуня, у меня с вами разговор, но потом... О чем,— пусть мои глаза вам скажут, а в них найдете только гнев и скорбь смертельную...
Дзуня. Как только речь заходит о скорби, то вы ее сейчас заметите и в моих глазах...
Помыкевич (тяжело вздыхает). Теперь мы пропали...
Дзуня. В этот самый момент отец Румега в канцелярии...
Помыкевич. Попросите его луч-ч-чше сюда! Неужели эта баба должна во все дела вмешиваться?..
Дзуня. О чем вы говорите? Ваша жена знает?..
Помыкевич. Ну, не знает, откуда же ей знать? Не скажу же я, как мы те деньги достали. Бабским нюхом ведьма чует.
Дзуня. Ах, успокойтесь и будьте бенгальским тигром, меценат!
Помыкевич. А если в конце концов окажется, что мы с вами не тигры, а обыкновенные кошки шелудивые, бесталанные?
Дзуня. Тогда вам как депутату легче будет примириться с этой мыслью. А пока что острите когти, меценат!