Дзуня. Мы даже располагаем точными доказательствами того, что у вас действительно не хватало времени для этого...

Румега. Я вас не понимаю...

Дзуня. Успокойтесь, сейчас поймете, отец. (Передает ему снимок.)

Поп рассматривает его, моргает глазами и быстро прячет в карман. Тогда Помыкевич и Дзуня одновременно показывают новые снимки.

Румега вытирает пот со лба.

Румега. Вы очень нетерпеливы, господа...

Помыкевич. Всевышний нам дарует, ибо все это для сиротки, для ее блага...

Румега. Но я ведь еще живу, господа!..

Помыкевич. Мы и это учли, отче депутат!

Дзуня. Как ревностные католики мы считались с возмож­ностью чуда и признали в соответствии с этим поместить в за­вещании примечание, что только в том случае наследство пере­ходит к Лесе, если у вас перед вашей смертью не будет закон­ного потомства.

Румега. А не думаете ли вы, господа, что все это мы де­лаем немного наспех?..

Господа!!!

Румега. Дайте перо!.. (Подписывает.)

Дзуня. Для пользы сироты яснее пишите, отец!

Помыкевич. Особенно фамилию, отче!

Дзуня. Так!

Помыкевич. Ч-чудесно!

Дзуня. А теперь позвольте, отец депутат, поздравить вас с деянием, при упоминании о котором все украинские сердца будут иметь право биться с гордостью. (Берет бумагу и вы­ходит из канцелярии.)

Помыкевич. Позвольте и мне, отец депутат, сказать...

Румега. Благодарю, вы очень вежливы. (Встает.) Мое...

Помыкевич. К поезду вы уже опоздали, отче, так ч-ч-что вам незачем так сильно спешить. Тем более ч-ч-что у меня к вам маленькое дельце.

Румега. Даже очень благодарен вам, да вот видите,— под моей кожей снова воскресла огромная муха. Еще одно такое маленькое дельце, и в левом боку у меня снова начнет плескаться.

Помыкевич. Вот поэтому-то, чтобы не начало плескать­ся и чтобы безапелляционно издохла исполинская муха, я хотел вам кое-что предложить, отец депутат.

Румега. Вы очень учтивы, меценат, но это уже в дру­гой раз.

Помыкевич. Поч-ч-чему, отче, в другой раз? Почему не сегодня?

Румега. Прощайте, меценат. Некогда мне с вами... (Идет к дверям.)

Если ваше дело не требует много времени, говорите, меценат.

Помыкевич. Думаю, что вы сразу поймете, отче, ваши собственные интересы и пользу для народа.

Румега (встает). Уже у меня какая-то гадость плещется в боку...

Помыкевич. Вы поняли, в чем дело?

Румега. В левом боку...

Помыкевич. Ж-ж-жду три дня официального сообще­ния в газете о вашем отречении от депутатского мандата. Идео­логия известного украинца, государственного деятеля не по­зволяет дольше терпеть такой аномалии...

Румега. Меценат, вы, как я вижу, человек без сердца!

Помыкевич. У меня только сердце спартанца, отче.

Румега. Вы словно бан...

Помыкевич. Жду три дня. Иначе ваши дела будут преданы гласности.

Румега. Я... я вас очень хорошо понимаю, меценат...

Помыкевич. Это будет полезно для вашего здоровья и для украинского народа, отче...

Румега. Я и сам не раз думал об этом. Вы только уско­рили мое решение.

Помыкевич. Если бы моя гражданская скромность по­зволяла, я бы гордился этим.

Румега. Это даже очень хорошо с вашей стороны. Да раз­ве вы, меценат, не утомились до сих пор работой с народом? Это, знаете, такая работа, которая требует столько самопожертвова­ния и бескорыстной преданности делу...

Помыкевич. Кроме того, отче, я следую примеру не­которых наших деятелей, которые в творческом порыве сразу сидят на нескольких директорских стульях.

Румега. И, несмотря на это, они совсем даже хорошо выглядят.

Помыкевич. Но, к сожалению, о себе вы не можете этого сказать.

Румега. Прощайте, меценат!..

Помыкевич. Прощайте, отч-ч-че, да не забудьте напом­нить о себе!

Румега. Я, даст господь бог, напомню вам о себе, ме­ценат!..