Шрифт:
Дзуня тяжело садится. Неужели вы духом упали? Как вам не стыдно, молодой человек? В мои годы я не такие неудачи переживал и господь бог как-то помог мне. Не горюйте и вы, пане Дзуня! При ваших способностях вы в самый короткий срок попадете в депутаты. Ну, не падайте духом, молодой человек...
Помыкевич. Ч-ч-чудесно! Как это ч-ч-чудесно, что вы зашли к нам, отче.
Румега. Я тоже так думаю. Это действительно чудесно, меценат. Хе-хе-хе!
Помыкевич (садится.) Захожу я от фотографа, вы понимаете меня, отче...
Румега. Теперь уже немного меньше... Ну, рассказывайте дальше, меценат!
Помыкевич. И только подумайте, кого встретил: отца Митрата Бурмилу, он сейчас празднует тридцатилетие своей пасторской деятельности.
Румега. Знаю, он третий секретарь у митрополита.
Помыкевич. Именно потому я вам и рассказываю о нем. Так вот он и говорит мне, что в ближайшем будущем митрополит основывает банк. Настоящий банк, отч-ч-че, банк для блага католическо-украинского народа. Уже и название придумали. «Банк наисладчайшего сердца Приснодевы во Львове». Пять миллионов основного капитала, всеч-ч-ч-честней- ший!..
Румега. Я слышал об этом. Так вы что же!.. Подумали...
Помыкевич. Не я, а они обо мне подумали, отче. Директор им нужен, человек солидный, с чистым прошлым и заслуженным именем, трудолюбивый и набожный.
Румега. А вы уверены, что они именно о вас подумали?
Помыкевич. Не иначе! Так и сказал мне отец Митрат: «Мы о вас думаем, меценат. Подумаем как следует, присмотримся ближе к христианским добродетелям вашим и пригласим тогда». Неужели у вас есть какие-нибудь сомнения в отношении моих добродетелей христианских, отче...
Румега. Что касается ваших добродетелей, то у меня нет никаких сомнений, и только благодаря вам самим, меценат...
Помыкевич. Имею надежду, что вы поделитесь с кем следует вашими соображениями, отче.
Румега. Да, неужели я могу в такой радостный для меня день в чем-нибудь отказать вам.
Помыкевич. Вы меня заинтересовали, отч-ч-че.
Румега. Хе-хе-хе! Заинтересовал!.. А вы что думаете об этом, пане Дзуня?..
Дзуня. Ничего.
Румега. Так-таки, пане Дзуня, и ничего?
Помыкевич. Вы как будто раскроены чем-то, пане товарищ.
Дзуня. У меня голова болит.
Румега. Э-эх, пане Дзуня!..
Помыкевич. Может быть, чего-нибудь съели такого?
Дзуня. Нет, я только высоко летел, упал и ушибся, очень больно ушибся...
Помыкевич. Пане товарищ, что случилось, разрешите узнать?
От... от кого это?
Отец Румега что-то говорит Помыкевичу на ухо.
Румега. Хе-хе-хе! Золотой парень, хе-хе-хе!
Помыкевич. Что вы скажете на это, пане товарищ?..
Дзуня. Ничего. Теперь мое достоинство требует, чтобы я молчал.
Румега. Хе-хе-хе!
Помыкевич. Это вам, молодой человек, лишнее доказательство того, что при самых луч-ч-чших намерениях можно стать врагом самому себе.
Румега. Хе-хе-хе! Учтите, меценат, что вы с равным правом могли бы то же самое и о себе сказать. Хе-хе-хе!
Помыкевич. Почему, всечестнейший отче?..
Румега. Как вы любопытны, пане депутат!..
Помыкевич. Как вам известно, только через два дня я буду иметь честь называться депутатом, отче.
Румега. Как мне известно, вы ошибаетесь, меценат.
Помыкевич (достает снимок). Вы, кажется, забыли об этом, отч-че.
Румега. Хе-хе-хе! Я не то, чтобы забыл... (Тоже достает снимок.) Я даже с той, которую спрятал, оттиски сделал. Разве ж они не так хороши, меценат?.. (Показывает снимок Помыкевичу.)
Помыкевич. Ч-ч-ч-ч...
Румега. А что? Хе-хе-хе... Не ожидали себя увидеть на моем месте? Что? Хе-хе-хе! Такова фототехника! Ну что, меценат!
Помыкевич (к Дзуне). Пане товарищ! У меня такое впечатление, ч-ч-что и я ушибся.
Дзуня молча протягивает ему руку, Помыкевич пожимает ее.
Дзуня. Это была борьба, меценат.
Помыкевич (горько усмехается). И мы проиграли ее, пане Дзуня.
Румега (тихо). Хе-хе-хе!...
Дзуня (встает). Меценат! Мы должны были проиграть ее.