«Одна статья, недавно появившаяся въ печати, навела меня на мысль написать эти зам?тки. Статья эта ставитъ вопросъ о годности или негодности нашей учащейся молодежи чрезвычайно просто и умно. Авторъ и не думаетъ защищать молодое покол?нiе: онъ отв?чаетъ на обвиненiе фактами. Вы насъ обвиняете – таковъ смыслъ его статьи – такъ выслушайте – же какъ вы старались о нашемъ воспитанiи; мы неучи, посмотрите каковы ваши учоные, полюбуйтесь на т?хъ, которые просв?щали насъ. Вс?, кому пришлось быть въ одно время съ авторомъ этой статьи въ университет?, конечно подтвердятъ правдивость его разсказа. Состоянiе историко – филологическаго факультета одного изъ нашихъ университетовъ нарисовано имъ необыкновенно ярко; д?ло говоритъ само за себя…» Произведение дается в дореформенном алфавите.
Одна статья, недавно появившаяся въ печати, навела меня на мысль написать эти замтки.
Статья эта ставитъ вопросъ о годности или негодности нашей учащейся молодежи чрезвычайно просто и умно. Авторъ и не думаетъ защищать молодое поколнiе: онъ отвчаетъ на обвиненiе фактами. Вы насъ обвиняете – таковъ смыслъ его статьи – такъ выслушайте – же какъ вы старались о нашемъ воспитанiи; мы неучи, посмотрите каковы ваши учоные, полюбуйтесь на тхъ, которые просвщали насъ. Вс, кому пришлось быть въ одно время съ авторомъ этой статьи въ университет, конечно подтвердятъ правдивость его разсказа. Состоянiе историко – филологическаго факультета одного изъ нашихъ университетовъ нарисовано имъ необыкновенно ярко; дло говоритъ само за себя.
Мн кажется, что описанiе другого факультета будетъ не безъинтересно. Еслибы и другiе записали свои замтки по другимъ факультетамъ, то составилась – бы полная картина состоянiя одного изъ нашихъ университетовъ за извстное время; картина весьма поучительная. Я намренъ разсказать о томъ, какъ обучали насъ естественнымъ наукамъ, по возможности избгая своихъ личныхъ воспоминанiй.
I
Странное время было этотъ 185… г.; самое нершительное время, безъ всякой опредленной физiономiи, точно трусливый и застнчивый господинъ, который, идя по улиц, желаетъ изъ себя молодца показать и въ то же время внутренно чувствуетъ робость; чувствуетъ, что все какъ – то не такъ, не хватаетъ чего – то, и взоры господина блуждаютъ изъ стороны въ сторону, боясь остановиться на какомъ нибудь опредленномъ предмт, и правое плечо какъ – то ежится, словно онъ боится задть кого нибудь, словно онъ выискиваетъ случая шмыгуть въ какой нибудь переулокъ. Извстно, что вскор началъ разъзжать по городамъ и селенiямъ Россiйской Имперiи генералъ Конфузовъ (по выраженiю Щедрина), и надо полагать, что началъ онъ свою ревизiю именно съ университетовъ.
Насъ заставляли еще во всей своей строгости исполнять установленную форму; пройти по улиц въ фуражк считалось смлостью; еще инспекторъ, встрчая студента, отворачивалъ полу шинели для того, чтобы поглядть имется – ли шпага. Инспекторъ и его помощники (по просту субы) заглядывали на квартиры студентовъ, имя въ виду туже высокую цль, какъ гоголевскiй городничiй, «чтобы всмъ благороднымъ людямъ никакихъ притсненiй не было.» Вновь поступавшимъ раздавались книжечки, въ которыхъ изъяснялось, что надо вести себя прилично, при встрч съ начальствомъ кланяться, и т. п. Даже и такiе факты были еще возможны: когда одинъ молодой професоръ возъимлъ желанiе читать студентамъ четвертаго курса «теорiю химiи,» то ему было объявлено, что у студентовъ и безъ того много занятiй.
Впрочемъ, во всхъ сихъ длахъ исполнители конфузились уже излишнюю ревность прилагать; субъ, входя къ студенту, немного краснлъ, бормоталъ извиненiе и кашлялъ, слегка прикрывая ротъ рукою, на подобiе щитка. Слово карцеръ звучало какъ – то странно; инспекторъ ограничивался одними выговорами и то произносилъ ихъ негромко, съ опущенными глазами; тайная мысль видимо тревожила его: а что – молъ, если студентъ отвтитъ: да полно вамъ вздоръ – то молоть.»
Скоро все начало измняться; съ весною и новымъ попечителемъ стали появляться фуражки, шпаги употреблялись единственно при варенiи жжонки; начали – о, ужасъ! – не смотря на всевозможныя объявленiя и предостереженiя (въ род: «виновные подлежатъ немедленному исключенiю») курить въ стнахъ храма науки. Интересно, что само начальство приказывало снимать особенно краснорчивыя объявленiя по воскресеньямъ, когда въ университетской зал бывали концерты и, слдовательно, по коридорамъ проходила публика.
Этой вншности какъ нельзя лучше соотвтствовало внутреннее состоянiе университета. Посщенiе лекцiй de jure считалось обязательнымъ; нкоторые професора еще длали репетицiи, или «репетички,» какъ выражался одинъ изъ нихъ, читавшiй что – то такое, называвшееся въ университетскомъ росписанiи «логикою.» Они смотрли на своихъ слушателей, какъ чиновники высшаго полета взираютъ на своихъ подчиненныхъ; слушанiе лекцiй считали службой и отмчали нерадивыхъ. Не ходитъ студентъ на лекцiю – значитъ онъ негодяй, потому не его дло разсуждать какъ и чт`o (ей – Богу, приходила иногда въ голову мысль: да что это онъ читаетъ?) читаетъ професоръ; сиди смирно, слушай внимательно, не разсуждай и благо теб будетъ. Многiе читали, или по своимъ запискамъ, составленнымъ лтъ за 20, или по своимъ столь – же почтеннымъ древностiю печатнымъ руководствамъ; были и такiе, что такъ заматорли въ професорахъ, что обходились и безъ записокъ, и безъ книжекъ, – но ежегодно повторяли свои лекцiи слово въ слово, съ неизмнными остротами и прибаутками. Молодыхъ професоровъ было очень мало; все большинство любило, чтобы студенты титуловали ихъ «ваше п – во.» Они напоминали мн моего школьнаго учителя космографiи, который считалъ по старинному двнадцать планетъ, и на возраженiя своихъ учениковъ смиренно отвчалъ: «ну тамъ другiе какъ себ хотятъ, а у насъ будетъ двнадцать.»
По счастiю, мн не пришлось испытать тхъ разочарованiй которые выпали на долю автора вышеупомянутой статьи. Въ училищ, гд я воспитывался, былъ сильно развитъ скептитическiй духъ; – при томъ – же я перешолъ въ университетъ не прямо со школьной скамьи. Почтенные жрецы науки не наполняли моего юнаго сердца благоговнiемъ; я наслушался объ нихъ довольно, особенно о томъ, котораго авторъ называетъ г. Креозотовымъ. Когда я обучался въ школ коммерческимъ наукамъ, – то у насъ въ клас издавались журналы «Фригiйская шапка» «Гражданинъ» и даже «Соцiалистъ» само собою разумется, что ни редакторъ, ни сотрудники, ни читатели не понимали хорошенько что это такое за штука соцiализмъ; впрочемъ это ничего; главное, стремленiе къ чему – то было, а что до пониманiя что такое соцiализмъ, то есть цлые литературные органы, которые лишены онаго. Выйдя изъ училища съ порядочными свднiями въ естественныхъ наукахъ, особенно въ химiи, трудно было поддаться краснорчiю учоныхъ соловьевъ. Но легко себ представить что должны были испытывать неопытные юноши; какъ ихъ огорошивали закругленные перiоды и важное выраженiе лицъ почтенныхъ наставниковъ.
Вообще, на естественный факультетъ поступаютъ люди (по крайней мр въ мое время, когда онъ усплъ еще сдлаться моднымъ факультетомъ) боле развитые, чмъ на другiя факультеты. Тутъ волей – неволей, худо – хорошо, а приходится заниматься и разсуждать: трехнедльнымъ зубренiемъ передъ экзаменами ничего не подлаешь. Знаменитый Бiо рекомендовалъ нкогда естественныя науки французскому юношеству какъ занятiя спокойныя, удаляющiя отъ треволненiй житейской суеты, – но у насъ оно вышло совершенно на оборотъ. Натуралисты интересовались не одними естественными науками; между тмъ, мн случалось слышать, какъ филологи третьяго и четвертаго курса удивлялись, неужели возможно заниматься «такими сухими предметами, какъ ботаника, или химiя»; имъ казалось, что въ этихъ наукахъ «нтъ жизни». Студенты въ этомъ случа были даже ниже своего професора Телицына, котораго такъ прекрасно характеризовалъ авторъ статьи. Этотъ, напротивъ, благоговлъ передъ натуралистами, питалъ самую платоническую страсть къ естественнымъ наукамъ, ждалъ отъ нихъ спасенiя мiра (подобно нашему извстному литератору и педагогу г. Водовозову), волочился за студентами нашего факультета. Онъ проникался до того чувствомъ благоговнiя, что приходилъ слушать лекцiи физiологiи растенiй, слушалъ съ усиленнымъ вниманiемъ, хлопалъ отъ удивленiя глазами и разумется ничего не понималъ, потомучто естественныя науки были для него «темна вода во облацхъ.»
Надо правду сказать, что такихъ поклонниковъ естественныхъ наукъ на Руси у насъ развелось въ послднее время довольно. Съ ними просто совстно разговаривать. «Ахъ, вы были на естественномъ факультет!» восклицаетъ они такимъ тономъ, что ожидаешь, что, подобно Анучкину, они объявятъ намъ, «что ихъ стоило только посчь» и они знали – бы естественныя науки. Эти господа пересыпаютъ свою рчь выраженiями: «естественныя науки показали, натуралисты доказали, такой – то химикъ открылъ,» и вслдъ за этимъ сморозятъ такую чушь, что только руками разведешь: двсти сорокъ пьявокъ Ноздрева передъ ихъ клеветою на науку – дтская шалость. Особенное уваженiе питаютъ они къ фосфору (которому у насъ на Руси дана привилегiя кипть не при 2,90 какъ во всхъ цивилизованныхъ странахъ, а при обыкновенной температур) и все оттого, что Моллешоту почему – то вздумалось сказать: Ohne Phosphor kein gedanke, хотя онъ имлъ полное право, вмсто фосфора, приписать эту честь, напр., кислороду или водороду. Такое уваженiе къ естественнымъ наукамъ было – бы весьма полезно, еслибы поклонники хоть немного поучились имъ; а то они совершаютъ какiя – то безсмысленныя сатурналiи, пляшутъ передъ наукой, какъ дикiе передъ идолами.