Наша атмосфера мало чем может похвастаться, но после стольких месяцев в бетонном углу даже потраченный впустую кислород нашей умирающей Земли — как вкус небес. Я не могу вдыхать достаточно быстро. Я наполняю легкие чувствами; я вхожу в легкий ветерок и хватаю горсть ветра, что проходит сквозь пальцы.

Такого блаженства я никогда не знала.

Воздух прохладен и свеж. Освежающая ванна не ощущалась ничем таким, что могло бы терзать мои глаза и царапать кожу. Солнце высоко сегодня, ослепляет, отражаясь от небольших участков снега, держащих землю в заморозке. Мои глаза придавлены весом яркого света, и я не могу видеть больше, чем через две щели, но теплые лучи обволакивают мое тело, как пиджак, соответствующий моей форме, как объятие чего-то б ль

шего, чем человек. В этот момент я могу стоять неподвижно всю вечность. На одну бесконечную секунду я чувствую свободу.

Прикосновение Адама возвращает меня в реальность. Я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи, но он придерживает меня. Я умоляю мои кости перестать трястись.

— Ты в порядке? — Его глаза удивляют меня. Они такие же, как я помню: синие и бездонные, как самая глубокая часть океана. Его руки на мне такие нежные.

— Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался, — лгу я.

— У тебя нет выбора. — Он не смотрит на меня.

— У меня всегда есть выбор.

Он проводит рукой по волосам и сглатывает.

— Следуй за мной.

Мы в пустом пространстве, пустые акры заполнены мертвыми листьями и умирающими деревьями, с небольшими ложбинками талого снега в почве. Пейзаж разорен войной и пренебрежением, и это самое красивое, что я видела за столь долгое время. Солдаты прекращают топать, глядя, как Адам открывает для меня дверцу машины.

Это не машина. Это танк.

Я смотрю на массивный металлический корпус и пытаюсь подняться наверх, когда Адам вдруг оказывается позади меня. Он поднимает меня за талию, и я задыхаюсь, когда он сажает меня в сиденье.

Вскоре мы едем в тишине, и я не имею понятия, куда мы направляемся.

Из окна я рассматриваю все, что находится снаружи.

Я ем и пью, и поглощаю каждую мельчайшую деталь в мусоре, на горизонте, в заброшенных домах и рваных обломках металла, и стеклах, усыпавших пейзаж. Мир кажется осиротелым без растительности и тепла. Нет дорожных знаков: в них нет нужды. Нет городского транспорта. Всем известно, что автомобили теперь производятся только одной компанией и продаются по смешной цене.

Только несколько людей могут себе это позволить.

Мои родители. Население распределилось по той территории, что осталась от страны.

Промышленные здания образуют хребет пейзажа: высокие, прямоугольные металлические коробки, набитые техникой. Машины предназначены для укрепления армии, для укрепления Восстановления, уничтожения масс человеческой цивилизации.

Углерод/Смола/Сталь.

Серый/Черный/Серебристый.

Дымчатые цвета оставляют пятна на горизонте, капающую слякоть, которая раньше была снегом. Повсюду хлам нагроможден в кучи, куски желтой травы торчат посреди этого опустошения.

Традиционные дома нашего прежнего мира разрушены, окна выбиты, крыши обвалились, красные, зеленые и синие краски оттерты для приглушения оттенка, чтобы лучше соответствовать нашему светлому будущему. Сейчас я вижу небрежно соединенные конструкции на разоренной земле и начинаю вспоминать. Я вспоминаю, что это должно было быть временным.

Я вспоминаю, что, когда они только начали строить это, я уже четыре месяца находилась взаперти. Эти небольшие холодные постройки должны были служить комфортным убежищем лишь до того, пока они не выяснили все подробности этого нового плана, который был назван Восстановлением. До того, когда каждый будет подчинен. До тех пор, пока люди не прекратили протестовать и поняли, что эти перемены были хороши для них, хороши для их детей, хороши для их будущего.

Я вспоминаю эти правила.

Никаких больше опасных фантазий, никаких больше лекарств. Новое поколение, состоящее только из здоровых людей, будет поддерживать нас. Больные должны находиться под замком.

Старые должны умереть. Проблемных необходимо перевести в приюты. Только сильные должны выжить.

Да.

Конечно.

Больше никаких глупых языков, глупых историй, глупых картин над глупыми каминами.

Больше никакого Рождества, Хануки, Рамадана и Дивали. Никаких разговоров о религии, вере, личном убеждении. Личные убеждения чуть не убили всех нас, так они сказали.

Убеждения, приоритеты, предпочтения, предрассудки и идеологии разделили нас. Пустили пыль нам в глаза. Уничтожили нас.

Эгоизм, требования и желания должны быть искоренены. Жадность, дурачество и ненасытность должны быть удалены из поведения человека. Решение в самоконтроле, минимализме, в тесных условиях жизни, один простой язык, наполненный словами, которые будут понятны каждому.

Эти вещи спасут нас и наших детей, спасут человечество, вот что они сказали.

Восстановить равенство. Восстановить человечество. Дать надежду на возрождение и счастье.