СОХРАНИТЬ США!

ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ К НАМ!

ВОССТАНОВИМ ОБЩЕСТВО!

Плакаты, которые все еще висят на стенах.

Ветер колышет их потрепанные остатки, но написанное на них все еще можно прочитать: для чего они были написаны, против кого. Некоторые по-прежнему приколочены кольями к земле, громкоговорители сейчас прикреплены очень высоко. Громкоговорители, предупреждающие людей о неминуемой опасности, которая окружала их.

Но мир пугающе тих.

Прохожие снуют туда-сюда по плохой погоде до работы на заводе, чтобы заработать на еду для своей семьи. Надежда в этом мире кровоточит из ствола пистолета.

Никого больше не заботят концепции.

Раньше люди верили. Они хотели верить, что все будет лучше. Они хотели верить, что они смогут вернуться к беспокойству о сплетнях, праздничным выходным и походам на вечеринки по субботам, так как Восстановление обещало им столь прекрасное будущее, что оно казалось нереальным, а общество было слишком отчаянным, чтобы перестать верить. Они не понимали, что отдавали свои души группе, планирующей получить выгоду от их невежества. Их страх.

Большинство граждан находится в недоумении, но есть другие, которые сильнее. Есть другие, которые выжидают подходящий момент. Есть другие, которые уже начали сражаться.

Надеюсь, еще не слишком поздно.

Я изучаю каждую дрожащую ветвь, каждого вальяжного солдата, каждое окно, которое я могу посчитать. Мои глаза, как два карманника, воруют все, на чем останавливается мой взгляд, и прячут в моей голове.

Я теряю путь после десяти минут ходьбы.

Останавливаемся в убежище в десять раз большем, чем приют, и подозрительно близко к цивилизации. Снаружи оно выглядит безвкусным зданием, незаметным во всех отношениях, кроме своего размера, серые стальные плиты составляют четыре плоских стены, потрескавшиеся окна врезаны в пятнадцать этажей. Оно кажется мрачным и не несет никакой маркировки, не имеет знаков отличия, которые бы являлись доказательством его истинной принадлежности.

Политические штаб-квартиры замаскированы в массах.

Внутри танка — жуткий беспорядок из кнопок и рычагов, я понятия не имею, как их использовать, а Адам открывает мою дверь до того, как у меня появляется шанс их идентифицировать. Его руки обвиваются вокруг моей талии, и мои ноги теперь стоят прочно на земле, но мое сердце бьется так быстро, что я уверена, что он может это слышать. Он не отпускает меня.

Я смотрю вверх.

Его глаза напряжены, лоб сморщен, губы сомкнуты от негодования.

Я делаю шаг назад, и десять тысяч крошечных частиц разрушаются между нами. Он опускает глаза. Он отворачивается. Он вдыхает, и пять пальцев на одной руке образуют кулак.

— Сюда. — Он кивает в сторону здания.

Я следую за ним.

Я настолько подготовлена к невообразимому ужасу, что действительность лишь на самую малость хуже ожиданий.

Грязные деньги капают со стен, годовой запас пищи тратится на мраморные полы, сотни тысяч долларов медицинской помощи выливаются в необычную мебель и персидские ковры. Я чувствую, как льется через вентиляционные отверстия искусственное тепло, и думаю о детях, умоляющих о чистой воде. Я поднимаю взгляд к хрустальной люстре и слышу матерей, умоляющих о пощаде. Я вижу поверхностный мир, существующий в условиях терроризирующей реальности, и не могу двигаться.

Я не могу дышать.

Столь многие люди, должно быть, умерли, чтобы поддерживать эту роскошь. Столькие людей потеряли свои дома и детей, и свои последние пять долларов в банке за обещания спасти их от самих себя. Они обещали нам — Восстановление обещало нам — надежду на лучшее будущее.

Они сказали, что исправят положение, они сказали, что помогут нам вернуться в мир, который мы знали, мир с кино, свиданиями, весной, свадьбами и детскими душевыми. Они сказали, что вернут нам наши дома, здоровье, устойчивое будущее.

Но они всё украли.

Они всё забрали. Мою жизнь. Мое будущее. Мой рассудок. Мою свободу.

Они заполонили наш мир оружием, приставленным к нашим лбам, и улыбались, когда выстреливали шестнадцатью свечами прямо сквозь наше будущее. Они убивали достаточно сильных, которые дали бы им отпор, и изолировали уродов, которые не могли выполнять их утопический ожиданий. Людей, подобных мне.

Это доказательство их продажности.

Моя кожа покрыта холодным потом, пальцы дрожат от отвращения, мои ноги не выдерживают отходов, отходов, отходов, эгоистичных отходов в этих четырех стенах. Я повсюду вижу кровь. Кровь от тел забрызгала окна, пролилась по ковру, капает с люстры.

— Джульетта...

Я ломаюсь.

Я падаю на колени, мое тело, раскалывающееся от боли, которую я глотала так много раз, с рыданиями, которые я больше не могу подавить, приподнимается, мое достоинство растворяется в моих слезах, муках этой прошлой недели, разрывая мою кожу в клочья.

Я даже не могу дышать.

Я не могу поймать кислород, и я сухо и тяжело дышу в свою рубашку, и я слышу голоса и вижу лица, которые я не признаю, обрывки злых, беспорядочных слов, мысли смешиваются, и я не знаю, в сознании ли я еще.