Во мне всегда жила эта глупая надежда.

— Доброе утро.

Мои глаза с трепетом открываются. Я никогда не была соней.

Уорнер смотрит на меня, сидя в ногах своей кровати в новом костюме и отполированных до блеска туфлях. Все в нем идеально. До мелочей. Его дыхание прохладное и свежее в бодрящем воздухе утра. Я могу чувствовать его на своем лице.

Мне требуется время, чтобы понять, что я завернута в простыни, в которых до меня спал Уорнер. Мое лицо вдруг вспыхивает, и я начинаю возиться, пытаясь освободиться. В своих стараниях я чуть не падаю с кровати.

Я не признаю его.

— Хорошо выспалась? — спрашивает он.

Я смотрю вверх. Глаза у него такого странного оттенка зеленого: яркие, кристально чистые, жутко пронзительные.

Волосы у него густые, цвета насыщенного золота; его тело худощавое и непритязательное, но хватка крепкая. Я впервые замечаю, что на мизинце левой руки он носит нефритовое кольцо.

Он ловит мой взгляд и встает. Надевает перчатки и сцепляет руки за спиной.

— Тебе пора возвращаться в свою комнату.

Я моргаю. Киваю. Поднимаюсь и почти падаю. Я замираю у края кровати и хочу, чтобы голова перестала кружиться. Слышу вздох Уорнера.

— Ты ничего не ела из той пищи, что я принес тебе вчера.

Дрожащими руками я беру стакан с водой и вынуждаю себя съесть кусочек хлеба. Мое тело привыкло к голоду, поэтому теперь я не понимаю, как его распознать.

Когда я встаю на ноги, Уорнер провожает меня к двери.

Я все еще сжимаю кусочек сыра в руке.

Я чуть не роняю его, когда я выхожу наружу.

Здесь солдат больше, чем на моем этаже. У каждого по крайней мере четыре разновидности пушек, некоторые обвязаны вокруг шеи, некоторые прикреплены к поясу. У каждого на лице расцветает ужас при виде меня. Они так быстро моргают, что я не улавливаю эмоции, но точно ясно, что, когда я вхожу, они сильнее сжимают ружья.

Уорнер выглядит довольным.

— Их страх тебе на руку, — шепчет он в мое ухо.

Моя человечность разбросана миллионами частей по полу.

— Я никогда не хотела заставлять их бояться меня.

— А должна была. — Он останавливается. Смотрит на меня, как на идиотку. — Если они не будут тебя бояться, то будут на тебя охотиться.

— Люди все время охотятся на вещи, которых они боятся.

— Теперь они знают, против чего они пойдут.

Он идет по коридору, но я врастаю ногами в землю. Осознание пробегает ледяной водой по спине.

— Ты заставил меня... сделать это... с Дженкинсом? С этой целью?

Уорнер в трех шагах впереди меня, но я могу видеть улыбочку на его лице.

— Всё, что я делаю, имеет цель.

— Ты хотел разыграть из меня спектакль.

Мое сердце скачет в запястьях, пульсирует в пальцах.

— Я пытался защитить тебя.

— От своих же солдат? — Я бегу за ним, горя от негодования.— За счет человеческой жизни...

— Заходи внутрь.

Уорнер подходит к лифту. Он придерживает для меня дверь.

Я следую за ним.

Он нажимает на нужную кнопку.

Двери закрываются.

Я оборачиваюсь с целью поговорить.

Он оттесняет меня в угол.

Я загнана в дальний край этого стеклянного сосуда и вдруг начинаю нервничать. Его руки держат мои, а его губы опасно близко к моему лицу. Его взгляд не отрывается от моего, его глаза опасно сверкают. Он произносит всего одно слово:

— Да.

У меня уходит секунда на то, чтобы произнести:

— Что «да»?

— Да, от моих же солдат. Да, за счет человеческой жизни. — Он сжимает челюсть.

Говорит сквозь зубы. — Ты очень мало понимаешь о моем мире, Джульетта.

— Я пытаюсь понять...

— Нет, это не так. — Его ресницы, как отдельные золотые нити, горят в огне. Я почти хочу потрогать их. — Ты не понимаешь, что власть и контроль могут выскользнуть из твоих рук в любой момент, даже если ты считаешь себя хорошо подготовленной. Эти две вещи не так легко заработать. А еще труднее сохранить. — Я пытаюсь вставить слово, а он обрывает меня. — Думаешь, я не знаю, как много моих солдат ненавидят меня? Думаешь, не знаю, как много из них хотят видеть меня мертвым? Думаешь, нет других, которые с радостью возьмут у меня должность, которую я с таким трудом занял...