— Ванная комната там, — говорит Адам с каменным выражением лица.

Кенджи идет вперед, но продолжает оглядываться. Я наставляю пистолет ему в лицо. Он смеется сильнее, морщится и немного хрипит.

— Чувак, ты сбежал с сумасшедшей цыпочкой! Ты сбежал с психованной! — кричит он Адаму вслед. — Я думал, они это дерьмо выдумали. О чем, черт возьми, ты думал? Что ты собираешься делать с сумасшедшей цыпочкой? Немудрено, что Уорнер жаждет твоей смерти, АУ, ЧУВАК, какого черта…

— Она не сумасшедшая. И она не глухая, придурок.

Дверь захлопывается за ними, и я могу расслышать только их приглушенный спор. Я чувствую, что Адам не хочет, чтобы я слышала то, что он собирается сказать Кенджи. Или это, или его крики.

Я понятия не имею, что Адам делает, но предполагаю, что это, должно быть, связано с вытаскиванием пули из тела Кенджи и с тем, чтобы в силу своих возможностей подлатать остальные его раны. У Адама внушительных размеров аптечка и сильные, уверенные руки.

Интересно, приобрел ли он эти качества в армии. Может быть, сказывается опыт заботы о себе.

Или о брате. Это имеет смысл.

Медицинская страховка была мечтой, о которой мы позабыли давным-давно.

Я держала пистолет в руке почти час. Я слушала крики Кенджи почти час, и я знаю это только потому, что люблю считать проходящие секунды. Я понятия не имею, сколько сейчас времени. Думаю, в комнате Джеймса есть часы, но я не хочу заходить в его комнату без разрешения.

Я пялюсь на пистолет в моей руке, на гладкий, тяжелый металл, и удивляюсь тому, что мне нравится, как он ощущается в моей хватке. Словно продолжение моей руки. Он больше меня не пугает.

Меня больше пугает то, что я могу им воспользоваться.

Дверь в ванную открывается, и выходит Адам. У него в руках маленькое полотенце. Я встаю. Он улыбается мне. Подходит к маленькому холодильнику и открывает еще более маленькую морозильную камеру. Он достает пару кубиков льда, бросает на полотенце и вновь исчезает в ванной комнате.

Я усаживаюсь обратно на диван.

На улице дождь. Небо плачет о нас.

Адам выходит из ванной, на этот раз с пустыми руками, все еще один.

Я вновь встаю.

Он потирает сначала лоб, затем шею. Подсаживается ко мне на диван.

— Прости, — говорит он.

Мои глаза широко раскрыты.

— За что?

— За все. — Он вздыхает. — Кенджи был вроде как моим другом на базе. И Уорнер пытал его, когда мы сбежали. Ради информации.

Я сглатываю, чтобы не ахнуть.

— Он говорит, что ничего не сказал, — ему, по сути, и нечего было сказать, — но ему хорошенько досталось. Я понятия не имею, сломаны ли у него ребра или там просто сильные ушибы, но я смог вытащить пулю из его ноги.

Я беру его руку. Сжимаю.

— Его подстрелили, когда он убегал, — через некоторое время говорит Адам.

И кое-что врывается в мое сознание. Я паникую.

— Маячок…

Адам кивает, его глаза печальны, расстроены.

— Я думаю, он выведен из строя, но я никак не могу знать наверняка. Я знаю, что если бы он работал как надо, Уорнер бы уже был здесь. Но нам нельзя рисковать. Нам нужно выбираться отсюда, и нам нужно избавиться от Кенджи, прежде чем мы отправимся куда-либо.

Я качаю головой, пойманная между сталкивающимися потоками неверия.

— Как он вообще нашел тебя?

Черты лица Адама ожесточаются.

— Он начал кричать до того, как я успел спросить.

— А Джеймс? — шепчу я, почти боясь спрашивать.

Адам роняет голову на руки.

— Как только он вернется домой, нам нужно уходить. А оставшееся время можем использовать, чтобы собраться. — Он встречает мой взгляд. — Я не могу оставить Джеймса. Для него здесь больше небезопасно.

Я прикасаюсь к его щеке, и он прислоняется к моей руке, держит мою ладонь возле лица.

Закрывает глаза.

— Сукин сын…

Мы с Адамом отстраняемся. Я вся краснею. Адам выглядит раздраженным. Кенджи стоит, прислонившись к стене коридора, ведущего в ванную комнату, и держит самодельный пакет со льдом у лица, вылупившись на нас.

— Ты можешь прикасаться к ней? В смысле, черт, да я только что видел, что ты можешь прикасаться к ней, но это даже не…