Резко.

Я сжимаю его руку.

— Тогда мы должны попробовать.

— Какого черта вы там делаете? — кричит Кенджи через дверь. И стучит по ней. — То есть, дерьмо, чувак, я не думаю, что существует более неудачное время для того, чтобы раздеть друг друга, но сейчас, вероятно, не лучшее время для полуденного перепихона. Так что, если ты не хочешь быть убитым, то я предлагаю тебе тащить свою задницу сюда. Мы должны быть готовы отправиться в любую минуту.

— Я мог бы убить его прямо сейчас, — говорит Адам.

Я беру его лицо в руки, поднимаюсь на цыпочки и целую. Его губы — две подушечки, такие мягкие и сладкие.

— Я люблю тебя.

Он смотрит мне в глаза, смотрит на губы и шепчет хриплым голосом:

— Да?

— Абсолютно.

Все мы трое собраны и готовы идти еще до того, как Джеймс возвращается из школы. Мы с Адамом собрали предметы первой необходимости: продукты питания, одежду, скопленные деньги Адама. Он продолжает бродить по этому небольшому пространству, не в силах до конца поверить, что так легко потерял его. Я могу только представить, сколько сил он вложил в него, как он старался создать дом для своего младшего брата. Мое сердце разрывается на куски.

А его друг явно относится к совершенно иному виду.

Кенджи залечивает новые раны, но, кажется, пребывает в разумном настрое, взволнован по причинам, которые мне не под силу понять. Он странно жизнерадостен и бодр. Кажется, его невозможно разочаровать, и я не могу не восхищаться его решимостью. Но он не перестает пялиться на меня.

— Так как так получилось, что ты можешь касаться Адама? — говорит он спустя некоторое время.

— Я не знаю.

Он фыркает.

— Вранье.

Я пожимаю плечами. Я не чувствую необходимости убеждать его, что не имею ни малейшего понятия, как я заполучила такую удачу.

— Откуда ты вообще узнала, что можешь касаться его? Какой-то больной эксперимент?

Я надеюсь, что не краснею.

— Где это место, куда ты нас ведешь?

— Почему ты меняешь тему? — Он ухмыляется. Я уверена, что он ухмыляется. Потому что я отказываюсь смотреть на него. — Может быть, ты можешь и ко мне прикасаться. Почему бы тебе не попробовать?

— Ты не хочешь, чтобы я к тебе прикоснулась.

— Может быть, хочу. — Он определенно ухмыляется.

— Может быть, ты оставишь ее в покое прежде, чем я всажу пулю тебе в ногу, — предлагает Адам.

— Сожалею, но разве одинокий парень не может предпринять кое-какие действия, Кент?

Может быть, мне на самом деле интересно. Может быть, ты должен прекратить удерживать ее и дать ей говорить за себя.

Адам проводит рукой по волосам. Всегда одной и той же рукой. Всегда по волосам. Он растерян. Разочарован. Может быть, даже смущен.

— Мне по-прежнему неинтересно, — напоминаю я срывающимся голосом.

— Да, но давай не будем забывать, что… — он указывает на свое разбитое лицо, — это не навсегда.

— Что ж, я никогда не заинтересуюсь. — Я так сильно хочу сказать ему, что я занята. Я хочу сказать, что нахожусь в серьезных отношениях. Я хочу сказать, что Адам пообещал мне.

Но я не могу.

Я понятия не имею, что значит состоять в отношениях. Я не знаю, является ли высказанное «я тебя люблю» универсальным кодом, как бы говорящим: «Только тебя», и я не знаю, серьезно ли Адам сказал Джеймсу, что я его девушка. Возможно, это был предлог, прикрытие, простой ответ на сложный вопрос. Я хочу, чтобы он что-нибудь сказал Кенджи. Я хочу, чтобы он сказал Кенджи, что мы официально вместе, что я принадлежу только ему.

Но он не делает этого.

И я не знаю почему.

— Я не думаю, что тебе стоит принимать решение, пока отек не спал, — как ни в чем не бывало продолжает Кенджи. — Это будет справедливо. У меня просто захватывающее лицо.

Адам давится кашлем, но я думаю, что это был смех.

— Знаешь, я могу поклясться, что до этого мы с тобой общались хорошо, — говорит Кенджи, глядя на Адама.

— Я не помню почему.

Кенджи щетинится.

— Есть что-то, что ты хочешь мне сказать?

— Я не доверяю тебе.

— Тогда почему я все еще здесь?

— Потому что я доверяю ей.

Кенджи поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Он умудряется глупо улыбнуться.

— Оу, ты мне доверяешь?

— Пока у меня есть ствол. — Я усиливаю хватку на пистолете в руке.

Его улыбка кривится.

— Я не знаю почему, но мне вроде нравится, когда ты мне угрожаешь.

— Это потому, что ты идиот.

— Не-а. — Он качает головой. — У тебя сексуальный голос. Поэтому все кажется шалостью.