Мафи Тахера
Шрифт:
— Кстати, насчет этого… — прерывает его Адам. — Никому не говори, что мы здесь, хорошо?
Джеймс замирает на полуслове. Он несколько раз моргает. Затем внимательно всматривается в брата.
— Даже Бенни?
— Никому, — отвечает Адам.
На один крошечный миг я вижу что-то похожее на понимание, проносящееся в его глазах.
Десятилетний мальчик, которому можно полностью доверять. Он кивает головой.
— Окей. Вас здесь не было.
Адам убирает непослушные волосы, падающие на лоб Джеймса. Он смотрит на лицо спящего брата так, словно пытается запомнить каждый штрих картины, написанной масляными красками. А я смотрю на него, в то время как он смотрит на Джеймса.
Интересно, он знает, что сжимает мое сердце в своей руке. Я делаю дрожащий вдох.
Адам поднимает взгляд, я свой опускаю, и мы оба смущены по разным причинам.
Он шепчет:
— Пожалуй, мне стоит отнести его в кровать. — Но он не делает ни единой попытки сдвинуться с места. Джеймс крепко-крепко-крепко спит.
— Когда ты его в последний раз видел? — спрашиваю я, стараясь говорить шепотом.
— Около шести месяцев назад. — Пауза. — Но мы много разговаривали по телефону. — Небольшая улыбка. — Я много рассказывал ему о тебе.
Я краснею. Пересчитываю свои пальцы, чтобы убедиться, что они все на месте.
— А разве Уорнер не отслеживает ваши звонки?
— Да. Но у Бенни телефонная линия, которую невозможно отследить, и я всегда был очень осторожен в своих официальных отчетах. К тому же, Джеймс уже давно знает о тебе.
— Правда?.. — Ненавижу себя за то, что спрашиваю это, но я ничего не могу с собой поделать.
Он поднимает взгляд, затем отводит его. Вновь встречает мой взгляд и вздыхает.
— Джульетта, я разыскивал тебя с того самого дня, как ты исчезла.
Мои ресницы на полпути до встречи с бровями, а челюсть находится где-то в районе коленей.
— Я беспокоился о тебе, — тихо говорит он. — Я не знал, что они собирались с тобой сделать.
— Почему? — Я ахаю, сглатываю, запинаюсь в словах. — С чего бы тебе так беспокоиться?
Он откидывается на диване. Проводит рукой по лицу. Сезоны сменяют друг друга. Звезды взрываются. Кто-то прогуливается по Луне.
— Знаешь, а я ведь до сих пор помню первый день, когда ты появилась в школе. — Он тихонько смеется. — Может, я был слишком мал, может, многого не знал о мире, но было в тебе что-то такое, что меня сразу привлекло. Я просто хотел быть рядом с тобой, словно в тебе была эта… эта доброта, которой я почти не знал в своей жизни. Эта сладость, которую я никогда не находил в собственном доме. Я просто хотел слушать, как ты говоришь. Хотел, чтобы ты увидела меня, улыбнулась мне. Каждый день я обещал себе, что заговорю с тобой. Я хотел узнать тебя. Но каждый день я оставался трусом. А затем, в один день ты просто исчезла.
— Я слышал сплетни, но я-то лучше знал. Я знал, что ты никому не причинила бы вреда намеренно. — Он опускает взгляд. Подо мной разверзается земля, и я падаю в расщелину. — Звучит дико, — наконец тихо говорит он. — Думать, что я беспокоился о тебе, даже ни разу не заговорив с тобой. — Он колеблется. — Но я не мог перестать думать о тебе. Не мог перестать гадать, где ты. Что с тобой случилось. Я боялся, что ты совсем не сопротивлялась.
Он замолкает так надолго, что мне хочется прикусить собственный язык.
— Я должен был найти тебя, — шепчет он. — Я расспрашивал всех и вся, но ни у кого не было ответов. Мир продолжал распадаться. Становилось хуже, и я не знал, что делать. Мне приходилось заботиться о Джеймсе и искать пути выживания, и я не знал, поможет ли поступление на службу в армию, но я никогда не забывал о тебе. Я всегда надеялся, — он запинается, — что однажды я увижу тебя вновь.
У меня нет слов. Только огромная куча букв, которые я никак не могу сложить вместе, и я так отчаянно хочу вымолвить хоть что-нибудь, что в итоге не говорю ничего, и мое сердце готово вырываться из груди.
— Джульетта?..
— Ты нашел меня. — Три слога. Один шепот изумления.
— Ты… расстроена?
Я поднимаю взгляд и впервые понимаю, что он нервничает. Обеспокоен. Не уверен, как я отреагирую на его откровение. Я не знаю, то ли рассмеяться, то ли расплакаться, то ли расцеловать каждый сантиметр его тела. Я хочу заснуть под звук его сердцебиения. Я хочу знать, что он жив и в порядке, вдыхает и выдыхает, что он силен, в здравом уме и теле, навсегда.
— Ты единственный, кто когда-либо беспокоился обо мне. — Мои глаза заполняются слезами, и я смаргиваю их, чувствуя, как сжимает горло и как все-все-все начинает болеть.
События прошедшего дня наваливаются на меня, и мои кости почти трещат под их весом. Я хочу закричать от счастья, или от муки, или от радости, или от отсутствия справедливости. Я хочу прикоснуться к сердцу единственного человека, которому было не наплевать.
— Я люблю тебя, — шепчу я. — Так сильно, как ты себе и представить не можешь.
Его глаза — полночное мгновение, наполненное воспоминаниями, единственное окно в мой мир. Его челюсть крепко сжата. Его рот крепко сжат. Он смотрит на меня и пытается прочистить горло, и я знаю, что ему нужен момент, чтобы собраться с мыслями. Я говорю ему, что ему следует уложить Джеймса в кровать. Он кивает. Прижимает брата к груди. Встает на ноги и уносит Джеймса в кладовку, которая стала его спальней.