Она была очень рада меня видеть, удивилась, куда я запропастился.

Действительно, куда это?

В квартире ничего не изменилось с моего предыдущего посещения.

Никто так и не предъявил права на бедняжку. Я приготовил себе чай и

уселся в просторное кресло около телефона. Я ждал звонка.

Наверное, события последних нескольких часов сильно меня утомили.

Мне почему-то не казалось странным, что квартира №44 служила

прибежищем для террористической организации или религиозной секты,

что, прожив бок о бок с алкоголиками и маргиналами и даже затащив

некоторых из них в постель, я совершенно не подозревал об истинном

положении вещей. Говорило ли это об эгоизме?

Я пил чай и смотрел на телефон.

Они знают, что я здесь. Мой главный противник знает, что я здесь. Кто

он? Я стал перебирать в уме всех подозреваемых. Валентин? Именно он

поселил меня в квартире №44. Так или иначе, буду рад снова его видеть.

Диего? Вся эта история с моей матерью бросала на него густую тень.

Министр Просвещения? Ах, алчность, да заберите вы чертов гарнитур –

можно подумать, я сильно против. Бывшие коллеги отца? Все еще не

помню ни одного имени. Сергей? Случается, что ты знать не знаешь про

кого-то, а этот кто-то контролирует всю твою жизнь. Моя мама? Видимо,

она не очень добрая женщина.

Как только я подумал о матери, раздался телефонный звонок. Я

вздрогнул. Поднял трубку.

210

– Гайто! – прокричали на том конце линии. Шли сильные помехи.

Гайто. Гайто. Магометова зовут Гайто, но, может быть, номером

ошиблись или кого-то другого спрашивают. Молча я положил трубку.

Перезвонили тут же. Мужской голос на этот раз уточнил:

– Гайто? Магометов, ты? Слышишь?

Значит, меня подставил Магометов. Я вспомнил, что отцовские коллеги

были чеченцами. Но что мне делать? Магометов в моем присутствии

произнес только два слова, но мне показалось, что я все-таки смогу

воспроизвести тембр его голоса. Потом, на линии были помехи.

– Ебаны, – сказал я, наконец, тем же утомленным тоном, что некогда

Магометов.

– Не сердись, шеф!

Сработало.

– Шеф, – начали оправдываться на том конце линии, – я не виноват в

этом, сам знаешь. Дело вышло из-под контроля. Тобольцев был прав –

есть еще кто-то, не только Гречишный интересовался камушками. И в

библиотеки его прирезал не Пашечка-ключник, как мы думали.

– Тобольцев что-то знал…

– Думаю, ему удалось продвинуться в расследовании. Он ведь сказал,

что нам мешают люди из Архитектурного Совета и что они собираются

взорвать пару домов и свалить все на нас. Тобольцев даже догадался, как

они хотели устроить взрывы, но ему понадобилось убедиться. Он и поехал

в библиотеку тогда, чтобы какие-то схемы посмотреть.

Идиот, все выкладывает. Но я ничегошеньки не понимал из его нервного

лепета.

– Шеф, ты камни взял?

– Какие камни? – не сдержался я.

– Гайто, ты чего? Алмазы этого придурка… – он назвал имя моего отца, –

они под кожаным сиденьем кресла.

Алмазы моего отца. В детстве он рассказывал мне историю, что вывез из

Индии несколько десятков крупных камней, но я думал, что это сказки. Я

подковырнул сиденье кресла в стиле ар-деко ножом и увидел бархатный

мешочек. В нем лежали алмазы.

– Этого нам вполне хватит, – сказал я, чтобы потянуть время.

– Еще бы! На целую войну хватит. Гречишный нам чуть все дело не

211

испортил, когда стал охотиться за гарнитуром. Пень он, даже не понял, что

камни давным-давно в квартире, но мы его ловко сбили с толку. Пашечка

несколько месяцев торчал около двери – все напрасно. В квартиру никто

не приходил, вот они и решили, что алмазы уже давно переправлены в

Чечню.

– Слушай, – я решил импровизировать. – Мне в «Пекине», наверное, что-

то в стакан подсыпали. Голова кружится…

– Шеф, это Гречишный, это он хочет твоей смерти – я же говорил.

– Глаза слипаются. Я все забыл, ты едешь сюда?

– Гайто, может, мне, действительно, приехать за тобой? Ты в порядке?