передний
Шрифт:
договаривал.
– Это все, что он сказал?
– Да.
– А как тебе его тон показался?
– Было плохо слышно, на линии какие-то шорохи. Но, по-моему, он очень
устал.
– Устал?
– Да, голос у него был какой-то измученный, очень утомленный. Знаешь,
будто он уже на всем крест поставил и, хотя предупреждает, все равно
уверен, что ты ослушаешься и выйдешь на улицу.
– Именно. Он ведь не оставил телефон, как с ним связаться?
– Ничего. Говорил быстро, утомленно и первым повесил трубку, не
попрощавшись.
– Естественно, я пойду на улицу.
– Только осторожнее давай.
– Так я не умею… Дашь мне свой парик?
Понять и простить можно все, что угодно. Некоторые утверждают так, но
тут же добавляют: только не ложь, только не предательство. Мне кажется,
понять и простить можно и это. Я знаю, хотя от подобных сведений жить
почему-то не легче, что люди в основе своей не желают зла. Люди не злые,
они могут быть глупыми, недальновидными, расчетливыми, но злыми по
большей части не являются. Просто у каждого есть какое-то
представление о правильности и каждый существует и действует согласно
ему. Проблема лишь в том, что почти у каждого человека есть свое
индивидуальное представление о правильности, но друг с другом они
обычно не совпадают. От этого противоречия и возникают конфликты,
иногда непреодолимые. Тебя предали, но это только так кажется, человек
же предавший ничего подобного и в мыслях не имел. Каждый человек
понимает, как ему существовать, к сожалению, от этой строгой
индивидуальности и возникают все проблемы. Вернее, только одна –
непонимание. Ежели принять подобную истину – понять и простить можно
будет, кого угодно и за что угодно. Естественно, существуют люди злые в
152
своей сущности, но если ты заведомо осведомлен, что от человека нечего
ждать хорошего – с него, соответственно, и взятки гладки. Это уже твоя
собственная глупость, что ты с таким связался, что ты такому доверился.
В эту теорию я верю давно. Она во многом упрощает мое
существование, вернее, сосуществование, но почему-то не вырабатывает
во мне любви к людям. Вроде бы должна была. Я не понимаю, почему
моему сознанию так важно полюбить человечество, каждого его
представителя. Эта какая-то внутренняя установка: людей нужно любить.
И аргументов против я не нахожу, потому что уверен, повода не любить их
у меня тем более нет.
Из-за того, что я могу понять и простить, я никогда не держал зла на
свою мать, которая меня бросила, никогда не хотел мстить убийцам отца –
у них, видимо, была причина пойти на крайние меры. И если это они, кто
строит мне сейчас козни, кто собирался убить и меня – я прощаю и это.
Совершенно искренне. Единственное, чего я хочу – это вернуть
Валентина, опять оказаться рядом с ним и знать, что он в безопасности,
что ему хорошо. Я почти не сомневался, что с Валентином что-то
стряслось. У меня были самые неприятные предчувствия. И если ему
сейчас плохо – это целиком моя вина, потому что в эту историю он попал,
возжелав мне помочь. И теперь я обязан спасти его. Во-первых, потому,
что люблю, а, во-вторых, потому, что ведаю о благородстве.
Правда, и в понимании и всепрощении надо быть крайне осторожным.
Нельзя заниматься попустительством, от этого люди садятся на шею и
теряют представление о мере. Они не злые, они – паразиты. Нельзя
терять достоинство. О достоинстве мало кто задумывается.
*
В моей голове все утряслось. Теперь я должен был спасать Валентина, а
не заботиться о собственном благополучии. Я вспомнил, что все мое
расследование было проникнуто какой-то леностью. Да, мне интересно
было узнать, кто мой главный враг и вернуть то, что мне принадлежало по
праву (правда, я подписал несколько документов и сам себя этого права
лишил), но человеческое естество зиждется на самосохранении, и поэтому
в своих дознаниях я продвигался очень осторожно и даже неохотно. По