*

– Ну что? Герой, да? Все, выпендрился, а теперь поехали.

Диего не спешил уходить.

– Ты чуть человека не убил. Никаких сожалений?

– Но ведь не убил? Поехали.

– Надо убедиться, что с ней все в порядке.

Оказавшись у себя дома, старушка успокоилась и даже развеселилась.

– Ой, какое приключение вы мне устроили.

– Будет что рассказать соседкам, - вставил я мрачно.

– Нет, я малообщительная. Я с соседями не лажу.

– Завидую им.

– Хотите чаю?

– Мы, видите ли, спешим…

– Конечно, хотим, спасибо за гостеприимство, – еще Диего предложил ей

помочь.

Пока они возились на кухне, я скучал в гостиной и строил планы гнусного

побега. Квартира у старушенции оказалась просторной и богато

обставленной. Другое дело, что вся роскошь давно пообтерлась, и сейчас

бабуля скорее всего голодала. Но с былым процветанием расставаться не

хотела. Из окна открывался замечательный вид на Москву реку и

прилегающие к ней кварталы. Мне сразу захотелось оказаться в каком-

нибудь кафе на Пятницкой, только бы подальше отсюда.

– Мария Германовна была лично знакома со Сталиным, – торжественно

сообщил Диего, внося в комнату поднос с чаем и пирожными.

Старушка плелась за ним и заливалась кокетливым смехом, который в

ее незавидном положении я расценил как натруженно-щенячий.

– Не надо, Диего, не болтайте всякое. Мало ли что люди подумают.

– О, не беспокойтесь обо мне, я нем как могила. Диего, пей свой чай и

пошли. Мария, кхе-кхе, Германовна, похоже, отлично себя чувствует.

– Не занудствуй, ладно?

Старушка пребывала в экзальтированном состоянии. Наконец-то на нее

142

кто-то обратил внимание – так ведут себя театральные актрисы после

тридцати лет забвения.

– Сейчас люди говорят мне, что надо стыдиться отношений с Иосифом

Виссарионовичем. Таких близких, как у меня, – Мария Германовна к моему

ужасу вырулила на излюбленную тему.

– Да, я была молода тогда, слишком молода. Но с тех пор ни разу не

пожалела, верите?

– Верим, – Диего принял из ее рук фарфоровую чашку.

– Отвечай за себя, ладно?

– Что ты воняешь? – Диего сверкнул на меня глазами.

– Я не воняю.

– Воняешь. Сиди и помалкивай.

– Мне скучно.

– Тебя никто не спрашивает.

Тут Мария Германовна окончательно меня убила. Она внимательно на

меня уставилась и жизнерадостно сказала:

– О! Да у меня еще один гость.

Я тихо взвыл. Диего затрясся от беззвучного смеха.

– Знаете, что? Я опаздываю на самоубийство в Москве-реке.

Я встал и направился к входной двери. Диего меня не остановил. Будет

добираться до дома на метро.

Пока я возился в прихожей с замком, не зная, как его открыть, и слишком

гордый, чтобы просить о помощи, мне пришлось слушать еще одно

откровение бабули.

– Вы ведь поняли, Диего, я была любовницей Сталина. Он увидел меня в

театре и твердо решил мной завладеть. Я тогда была невестой

непризнанного художника, но перед чарами вождя устоять не смогла. Мой

жених ушел на войну, его, наверное, там убили, а я жила в роскоши и не

знала лишений. Эту квартиру подарил мне Сталин. До сих пор помню тот

день, когда я увидела из окна своей бывшей квартиры правительственную

машину. Я даже предположить не могла, что это за мной. Думала, пришли

арестовать моего Сереженьку. Где же я тогда жила?.. А где ваша мама,

Диего? Она ведь только что здесь сидела. Она испанка, да?

143

Сперва мне показалось, что обломки ГМИИ уже вывезли – за оградой

виднелась только одна часть музея. Однако в этом и заключалась

странность разрушений. Камень не разваливался и не растрескивался, а

именно что крошился, превращаясь в пыль. У охраны и прохожих

раскраснелись глаза. Ветер спокойно раздувал прах здания.

Я направился к тому месту, где стоял на снимке Тобольцев. Его

сфотографировали со стороны Музея частных коллекций, на тротуаре, то

есть за оградой территории ГМИИ. С позиции Тобольцева мой взгляд

уперся в кусты – музей за ними еле проглядывался. А вот с места