К лацкану черного сюртука из дорогой тонкой шерсти был прикреплен бейджик с фотографией в синей фуражке — под ней несколько то ли букв, то ли цифр. Прищурившись, Танька прочла:

ID: 609

Name: Mr John

От руки нарисованная шестерка в графе «ID» выглядела словно английская буква b, а девятка как g, хотя, возможно, оно так и было — из-за близорукости можно легко перепутать. «Вполне подходящий был бы номерок для какого-нибудь «феррари»[128], — подумала Танька с саркастичной ухмылкой, — если бы только его владельцу хватило бабла и тщеславия назвать богом себя или свое авто». Впрочем, по-английски это слово совсем не то означает[129]». Неожиданно от смешавшихся двух значений трех букв стало очень смешно, и, вторя опыту глупого машиниста, она прыснула:

— Привет, бог! — только и успела губу закусить, дабы не разразиться хохотом, еще более несдержанным, чем у пассажиров вагона. Ладно хоть два ее русских слова прозвучали не так громко, «Mr John» вряд ли расслышал. Впрочем, даже если расслышал, вряд ли понял — как-никак англичанин. Но, к ее немалому изумлению, «ID: 609» (или все же «ID: bog»?) кивнул. Да еще так кивнул, словно вовсе не в шутку ее слова воспринял, а в самом прямом смысле, или как если бы вместо «Привет, бог» она сказала: «Good morning, Sir»[130]!

«Вот ничего себе», — смутилась Танька, но Начальник уже перевел взгляд на своих подчиненных:

 — Explain, please[131].

Невозмутимость как ветром сдуло с лица Габриэля, когда он коверкано заговорил с еще более сильным акцентом, брызгая слюной и тыча пальцем в Танькин проездной, где «должен быйт дата прописьей».

— Дата прописью не обязательна, — перебил его Мистер Джон и обратился к Таньке. — Ваш билет размагнитился чисто случайно. Мои коллеги повергли вас в стресс неоправданно. Примите от нас извинения, madam.

Танька от неожиданности растерялась: она приготовилась было громко «требовать легитимного сервиса» и отстаивать «права пассажиров» вплоть до самой последней инстанции, коей, впрочем, вполне мог оказаться чиновник с ID «bog». Тем не менее поворот событий оказался вполне неожиданным. Она рассеянно пробормотала что-то типа «No problem, thanks[132]», приняла от Начальника обновленный проездной и, повернувшись спиной к будке, зажмурилась от ярко-желтого света, ударившего прямо в лицо.

Осторожно, чтобы не повредить и без того слабое зрение, она приоткрыла глаза, постепенно осознавая причину загадочных желтых вспышек. В огромном цветочном ларьке, ежедневно торгующем полным радужным спектром — от красных тюльпанов до фиолетовых орхидей, мимо вычурной пестроты которых она равнодушно ходила каждое утро, продавался сегодня только один сорт цветов. Весь обширный открытый прилавок занимали букеты больших желтых роз. Бутоны на крепких свежесрезанных стеблях набирали цвет и распускались прямо на глазах, превращая прилавок в пышный желтый ковер, переливаясь в разбросанных отражениях зеркал и витрин и пуская солнечных — даже не зайчиков, а скорее оленей и ширококрылых птиц по всему вокзалу.

«Магия вернулась…» — изумленно пробормотала Танька и сделала шаг навстречу куда более тусклым лучам весеннего солнца, пробивающимся в открытые двери.

Мистер Джон вышел из будки и обнял за плечи двух темнокожих парней в синих фуражках:

— Nice try, Gabe and Mike[133]. Да только на сей раз она, — кивнул он в сторону медленно удаляющуюся сутуловатой фигуры, — мало в чем виновата. Произошли события намного сложнее случайного всплеска из затаенной души одинокого смертного.

— Какие события, сэр? — спросил один из старательных подчиненных, не смея поднять глаза на своего Всемогущественного Начальника.

Танька вздрогнула — показалось ли, что за ее спиной кто-то еще произнес «Магия вернулась»? Через распахнутые настежь двери она посмотрела назад. Внутри вокзала все так же отзванивали пропускники, суетились вечные пассажиры, а возле будки Начальника переминались с ноги на ногу Майкл и Габриэль. Начальник стоял рядом с ними и, похоже, тихонько журил: оба смотрителя съежились под тяжестью его рук на своих плечах и угрюмо смотрели в натертый пол. Еще минуту назад на его зеркальной глади играли желтые блики, а сейчас пол выглядел серым и матовым, и внутри всего помещения словно выключили дневной свет. Танька скосила глаза на цветочный ларек — его обычный ассортимент пестрел неестественной гаммой: оранжевые гвоздики, лиловые гиацинты, бордовые пионы — будто пластмассовые и неживые все. И на целом широком прилавке — ни одной желтой розы.

Пьяница

— Я не понял! Не по-ял! — орал пьяный Вася. — Мы же ф-фсех ражбомбили! Мы же… мы же жд-р-ра-вый шмысл! Победили! Ну а му… ну а магия? Хули она убывает тут, а? — он отчаянно пнул сосуд с ничтожным количеством янтарной жидкости.

— Еще бы тут что-то не убывало, если ты бухаешь беспробудно! — длинные руки успели подхватить падающий сосуд — остатки его содержимого неумолимо забулькали в раковину.

Гном затряс кулаками:

— Каланча, шо ты делаешь?! Это ж ма-агия! — не сдержав равновесия, он упал, больно стукнувшись головой о вазу с подвявшим желтым букетом.

— Если тебе портвейн — Магия, тогда нам волноваться не о чем! — закричала Нелида, размахивая пустой бутылкой перед ревущим гномом. — Такого дерьма в любом супермаркете столько, что хоть Москву залей! Но я тебе его покупать не буду. И Варвару просить бесполезно, так что лучше иди и проспись!

Вася пил третьи сутки. В первый день осушил бутылку алтайского бальзама, что стояла на кухне на видном месте, затем принялся за портвейн, которого даже на два дня не хватило.

— Ну не купите и не надо, подумаешь! Леха еще принесет!