В течение двенадцати лет этой узурпации или этого регентства двое законных императоров, Василий и Константин, без шума достигли возмужалости. Их нежный возраст был не способен к владычеству: они относились к своему опекуну с той почтительной скромностью, на которую он имел право по своим летам и заслугам; честолюбие этого бездетного опекуна не имело никакого интереса нарушать их наследственное право на престол; их владения управлялись искусно и честно, и преждевременная смерть Цимисхия была для сыновей Романа скорей утратой, чем прибылью. Их неопытность заставила их провести еще двенадцать лет в добровольной покорности опекуну, который продлил свое владычество, удовлетворяя их юношескую склонность к удовольствиям и внушая им презрение к заботам государственного управления. Слабый Константин навсегда запутался в этих шелковых тенетах; но в его старшем брате заговорили влечения гения и желание деятельности; он наморщил брови, и регент исчез. Василий был всеми признан властителем Константинополя и европейских провинций; но Азия находилась под гнетом двух заслуженных военачальников, Фоки и Склира, которые были попеременно то друзьями, то врагами, то верноподданными, то бунтовщиками и которые, поддерживая свою независимость, пытались подражать примеру счастливых узурпаторов. Сын Романа обнажил свой меч прежде всего против этих внутренних врагов, и они утратили всю бодрость духа в присутствии своего законного и мужественного монарха. Фока, стоя перед фронтом своей армии, внезапно повалился с лошади или от действия яда, или от попавшей в него стрелы; Склир, который был два раза закован в цепи и два раза облечен в императорскую мантию, пожелал спокойно провести небольшой остаток своей жизни. Когда этот престарелый проситель, опираясь на двух служителей, приблизился к трону нетвердыми шагами и с заплаканными глазами, император воскликнул с той самоуверенностью, которую внушают молодость и могущество: “Неужели это тот самый человек, который так долго наводил на нас страх?” После того как он упрочил свою власть и спокойствие империи, ему не давали покоя трофеи его бывших опекунов Никифора и Цимисхия. Его продолжительные и частые экспедиции против сарацин доставили империи более славы, чем пользы; но он окончательно разрушил болгарское царство, и это, как кажется, был самый важный из всех успехов, выпавших на долю римского оружия со времен Велисария. Тем не менее подданные Василия, вместо того чтобы прославлять своего монарха за его победы, ненавидели его за хищническую и мелочную жадность, и в дошедших до нас неполных рассказах о его подвигах мы усматриваем лишь храбрость, терпеливость и свирепость простого солдата. Дурное воспитание не ослабило его мужества, но омрачило его ум; он не был знаком ни с какой наукой, а воспоминания о его ученом и слабом деде, по-видимому, служили оправданием для его искреннего или притворного презрения к законам и к правоведам, к артистам и к искусствам. В том веке суеверию нетрудно было утвердить свое прочное владычество над таким монархом; когда прошли года юношеских увлечений, Василий II посвятил свою жизнь и во дворце, и в лагере делам покаяния, приличным отшельнику, стал носить под своей одеждой и латами монашеское платье, стал соблюдать обет воздержания и навсегда отказался от употребления вина и мяса. На шестьдесят восьмом году его жизни воинственный пыл побудил его предпринять священную войну против утвердившихся на Сицилии сарацин; смерть помешала ему исполнить это намерение, и прозванного Болгаробойцем Василия сопровождали, при его переселении в другой мир, благословения духовенства и проклятия народа. После его смерти его брат Константин пользовался в течение почти трех лет верховной властью или, вернее, удовольствиями, которые она доставляет, и его единственной заботой было избрание преемника. Он носил титул Августа в течение шестидесяти шести лет, а царствование обоих братьев было самым продолжительным и самым темным во всей византийской истории.

Пять императоров, в течение ста шестидесяти лет вступавшие на престол один после другого по праву наследования в прямой нисходящей линии, упрочили привязанность греков к Македонской династии, на которую не посягали даже те три узурпатора, которые присваивали себе принадлежавшую ей верховную власть. Когда со смертью Константина IX пресеклась мужская линия этого царственного рода, сцена совершенно изменилась, порядок престолонаследия не соблюдался и владычество следующих двенадцати императоров было менее продолжительно, нежели царствование одного Константина. Его старший брат предпочел общей пользе чистоту семейных нравов, а у самого Константина было только три дочери — Евдокия, которая постриглась в монахини, Зоя и Феодора, которые достигли зрелого возраста, сохранив и свое невежество, и свою девственность. Когда между приближенными их умирающего отца был поднят вопрос о выдаче их замуж, бесстрастная и благочестивая Феодора не пожелала дать империи наследника; но ее сестра Зоя согласилась предстать перед алтарем в качестве добровольной жертвы. Ей выбрали в мужья патриция с красивой наружностью и с хорошей репутацией, Романа Аргира, а когда он отклонил от себя эту честь, ему объявили, что его ожидает или лишение зрения, или смерть. Мотивом его отказа была супружеская привязанность; но его великодушная жена пожертвовала своим собственным счастьем для его безопасности и величия, и ее поступление в монастырь устранило единственную преграду, не дозволявшую ему вступить в родство с царствующим домом. После смерти Константина скипетр перешел в руки Романа III; но и в делах внутреннего управления, и во внешней политике все его старания были бессильны и бесплодны, а зрелый сорокавосьмилетний возраст Зои был благоприятен не столько для расчетов на ее беременность, сколько для удовлетворения ее чувственных влечений. Ее любимым придворным был красивый пафлагонянин Михаил, начавший свое жизненное поприще с ремесла менялы, а Роман из признательности или по чувству справедливости поощрял эту преступную связь или довольствовался самыми легкими доказательствами их невинности. Но Зоя скоро оправдала тот римский принцип, что прелюбодейка способна отравить своего мужа, и немедленно вслед за смертью Романа состоялось позорное бракосочетание Зои и возведение ее супруга на престол под именем Михаила IV Пафлагона. Однако Зоя обманулась в своих ожиданиях; вместо того, чтобы запастись здоровым и признательным любовником, она приняла на свое брачное ложе хворого беднягу, у которого здоровье и рассудок были расстроены припадками падучей болезни, а душа терзалась отчаянием и угрызениями совести. К нему были призваны на помощь самые искусные врачи душевных и телесных недугов; он поддерживал в себе душевную бодрость частыми поездками на воды и к гробницам самых популярных святых; монахи одобряли его подвиги покаяния, и Михаил, чтобы загладить свою вину, употреблял всевозможные средства, за исключением возврата (хотя неизвестно, кому мог бы быть сделан возврат?). В то время как он вздыхал и молился, одевшись во власяницу и посыпав пеплом свою главу, его брат, евнух Иоанн, посмеивался над его покаянием и пожинал плоды преступления, в котором был главным зачинщиком. Все правительственные заботы Иоанна заключались в старании насытить его жадность, и Зоя сделалась пленницей во дворце своих предков и в руках своих рабов.

Когда он убедился, что здоровье его брата не может быть восстановлено, он выдвинул вперед своего племянника, который также носил имя Михаила и был прозван Калафатом, потому что его отец занимался починкой кораблей; по требованию евнуха Зоя усыновила сына ремесленника, и этот мнимый наследник престола был облечен титулом и багряницей Цезарей в присутствии Сената и духовенства. Зоя была так слаба характером, что не сумела воспользоваться свободой и властью, которые возвратила ей смерть Пафлагона, и через четыре дня после того возложила корону на голову Михаила V, который со слезами клялся, что всегда будет самым преданным и самым покорным из ее подданных. Единственной отличительной чертой его непродолжительного царствования была его низкая неблагодарность к его благодетелям — к евнуху и к императрице. Опала первого была приятна для народа; но ссылка Зои, которая считала между своими предками стольких императоров, вызвала в Константинополе сначала ропот, а потом громкие протесты; ее пороки были позабыты, и Михаил узнал на опыте, что может настать и такое время, когда терпение самых смирных рабов переходит в ярость и в жажду мщения. Граждане всех классов образовали громадное сборище и бушевали в течение трех дней; они осадили дворец, вломились в него силой, вызвали свою матерь Зою из тюрьмы и свою матерь Феодору из монастыря, а Калафатова сына присудили или к лишению зрения, или к смертной казни. Греки в первый раз и с удивлением созерцали двух царственных сестер, восседавших на одном и том же троне, председательствовавших в Сенате и дававших аудиенции иностранным послам. Но это странное единодушие поддерживалось не долее двух месяцев; две монархини втайне ненавидели одна другую, а между их характерами, интересами и приверженцами не было ничего общего; так как Феодора все еще обнаруживала отвращение к браку, то неутомимая Зоя, которой было в ту пору шестьдесят лет, согласилась ради общего блага выносить ласки третьего супруга и порицания греческой церкви. Этим третьим супругом был Константин IХ, а данное ему прозвище Мономаха, или Единоборца, вероятно, служило выражением его храбрости и победы, одержанной им в какой-нибудь общественной или частной распре. Но он страдал подагрическими припадками, и его распутное царствование прошло в поочередно сменявшихся физических страданиях и наслаждениях. Константина сопровождала в ссылку на остров Лесбос красивая и знатная вдова по имени Склерена, которая гордилась званием его любовницы. После его бракосочетания и вступления на престол, Склерена получила титул и пышную обстановку Августы и заняла во дворце апартаменты, смежные с апартаментами императора. Законная супруга (до такой степени была деликатна или распутна Зоя) согласилась на этот оригинальный и скандальный дележ, и император появлялся на публике, имея подле себя с одной стороны жену, а с другой стороны наложницу. Он пережил их обеих; но когда он задумал изменить порядок престолонаследования, он встретил препятствия со стороны бдительных друзей Феодоры, и после его смерти она вступила с общего согласия в обладание наследственным престолом. Четыре евнуха мирно управляли от ее имени Востоком в течение почти девятнадцати месяцев, а так как они желали продлить свое владычество, то они убедили престарелую императрицу назначить ее преемником Михаила VI. Его прозвище Стратиот обозначало его военную профессию; но этот престарелый и дряхлый ветеран был способен смотреть только глазами своих чиновников и был способен действовать только их руками. В то время как он возвышался до престола, Феодора сходила в могилу; она была последней представительницей Македонской, или Василиевой, династии. Я вкратце обозрел и охотно покидаю этот позорный и пагубный двадцативосьмилетний период времени, в течение которого греки упали ниже общего уровня рабов и по выбору или по прихоти двух выживших из ума женщин переходили, подобно стаду низких животных, от одного повелителя к другому.

Сквозь этот мрак раболепия начинает просвечивать луч если не свободы, то, по меньшей мере, душевной бодрости; греки или удержали, или возобновили употребление прозвищ, увековечивавших воспоминание о наследственных добродетелях, и мы с этого времени распознаем возникновение, преемственность и родственные союзы последних династий Константинопольской и Трапезундской. Комнины, в течение некоторого времени поддерживавшие разрушавшуюся империю, присваивали себе честь римского происхождения, но их предки задолго перед тем переселились из Италии в Азию. Их наследственное имение находилось в округе Кастамона, неподалеку от Эвксинского моря, а один из них, вступивши на стезю честолюбия, снова посетил с любовью и, быть может, с сожалением скромное, но приличное жилище своих предков. Первым достигшим известности представителем этого рода был знаменитый Мануил, который своими военными подвигами и мирными договорами способствовал, в царствование второго Василия, прекращению смут на Востоке; после него остались в нежном возрасте двое сыновей, Исаак и Иоанн, которых он, из сознания своих заслуг, поручил признательности и милостивому расположению своего государя. Этих благородных юношей тщательно знакомили и с монастырской ученостью, и с дворцовыми искусствами, и с лагерными упражнениями, и они быстро возвысились от службы в телохранителях до главного начальства над провинциями и над армиями. Братское согласие усиливало вес и хорошую репутацию Комнинов, а старинной знатности их рода придало новый блеск бракосочетание двух братьев с пленной болгарской царевной и с дочерью патриция, получившего прозвище Харона за то, что он отправил в преисподнюю множество врагов. Войска неохотно повиновались целому ряду изнеженных императоров; возведение Михаила VI на престол было личным оскорблением для более заслуженных военачальников, а их неудовольствие усилилось от скупости императора и от наглости евнухов. Они втайне собрались в святилище св. Софии, и голоса этого военного собора были бы единодушно поданы за престарелого и храброго Катакалона, если бы этот ветеран не заявил из патриотизма или из скромности, что при выборе монарха требуется кроме личных достоинств и знатность происхождения. Выбор Исаака Комнина был всеми одобрен, и заговорщики немедленно разошлись, условившись собраться на равнинах Фригии во главе эскадронов и отрядов, которыми они командовали. Михаил мог защищать свои права только в одном сражении во главе составлявших императорскую гвардию наемников, которым были чужды общественные интересы и которых воодушевляли лишь требования чести и признательности.

После их поражения испуганный император стал просить мира, а Комнин готов был из скромности на это согласиться. Но первому изменили его послы, а второго предупредили его друзья. Всеми покинутый, Михаил подчинился воле народа; патриарх освободил его подданных от принесенной ими присяги и в то время, как брил голову монарха, поступавшего в монахи, поздравил его с выгодным обменом земного владычества на царство небесное, хотя для самого себя, вероятно, отказался бы от такого обмена. Рукой того же патриарха Исаак Комнин был торжественно коронован; меч, который он приказал изображать на своих монетах, мог бы быть принят за оскорбительный символ, если бы под ним подразумевалось право на престол, приобретенное силой орудия; но этот меч обнажался против внешних и внутренних врагов государства. Упадок здоровья и энергии положил конец его доблестной предприимчивости, а приближение смерти побудило его воспользоваться немногими минутами, отделявшими его от вечности. Но вместо того чтобы оставить империю в приданое своей дочери, он, частью из благоразумной предусмотрительности, частью из сердечной привязанности, предпочел ей своего брата Иоанна — воина, патриота и отца пяти сыновей, которые могли упрочить верховную власть за его династией. Скромный отказ, которым Иоанн отвечал на это предложение, можно бы было вначале приписать его осмотрительности и родственной привязанности к племяннице; но упорство, с которым он окончательно отверг императорскую корону, хотя и представляется с первого взгляда чем-то вроде доблестного самопожертвования, в сущности было преступным неисполнением долга и редко встречающимся нарушением интересов и своего собственного семейства, и своего отечества. Корона, от которой он отказался, досталась Константину Дуке, который был другом семейства Комнинов и соединял с знатностью происхождения опытность в делах гражданского управления и репутацию знатока по этой части. Под монашеской одеждой Исаак восстановил свое здоровье и пережил двумя годами свое добровольное отречение от престола. По требованию своего игумена он соблюдал устав св. Василия и исполнял в монастыре самые низкие обязанности; впрочем, его скрытное тщеславие удовлетворялось частыми и почтительными посещениями царствовавшего монарха, который чтил в его лице своего благодетеля и святого.

Если Константин Х действительно был более всех достоин верховной власти, то нам приходится сожалеть о нравственном упадке того века, в котором он был избран, и той нации, которая его избрала. Занимаясь сочинением пустых декламаций, он безуспешно желал украсить себя венцом красноречия, который был, по его мнению, более дорог, чем венец Рима, а, принимая на себя второстепенные судейские обязанности, он забывал об обязанностях монарха и воина. Вовсе не желая подражать патриотическому беспристрастию виновников своего возвышения, Дука заботился только о том, чтобы обеспечить, на счет республики, владычество и благополучие своих детей. Его три сына, Михаил VII, Андроник I и Константин, получили еще в детстве титул Августа, а смерть их отца скоро открыла им путь к престолу. Его вдове Евдокии было вверено управление государством; но Константин X знал из опыта, что ему необходимо оградить сыновей от опасности вторичного вступления Евдокии в брак и потому взял с нее формальное обязательство не выходить замуж; это обязательство было засвидетельствовано главными сенаторами и поручено на хранение патриарху. Не прошло и семи месяцев, как для Евдокии или для государства оказались необходимы мужские доблести воина, а ее сердце уже остановило свой выбор на Романе Диогене, которого она возвела с эшафота на престол. За какую-то изменническую попытку он был подвергнут всей строгости законов; его красота и мужество оправдали его в мнении императрицы; она отправила его в легкую ссылку, а на следующий день назначила его главным начальником восточных армий. О ее выборе ничего не знали в народе, а подосланный ею ловкий эмиссар сумел воспользоваться честолюбием патриарха Ксифилина, чтобы выманить от него документ, уличавший ее в недобросовестности и в легкомыслии. Ксифилин сначала ссылался на святость клятвенных обещаний и на священную обязанность оберегать то, что вверено на хранение; но ему дали понять, что его брат был тот, кого Евдокия хотела сделать императором; тогда его совесть успокоилась, и он объявил, что общественная безопасность должна считаться за верховный закон. Он возвратил важный документ, а когда назначение Романа разрушило его ожидания, он уже не мог ни оградить себя от нареканий, ни отказаться от своих заявлений, ни воспротивиться вторичному вступлению императрицы в брак. Однако во дворце раздавался ропот; составлявшие дворцовую стражу варвары грозили прибегнуть к своим боевым секирам для защиты наследников Дуки, пока молодых кесарисов не успокоили слезы их матери и торжественные изъявления преданности со стороны их опекуна, который стал исполнять свои императорские обязанности с достоинством и с честью. Я буду впоследствии говорить о его мужественных, но безуспешных усилиях воспрепятствовать успехам турок.

Его поражение и взятие в плен нанесли смертельный удар византийскому владычеству на Востоке, а когда султан возвратил ему свободу, он тщетно искал свою жену и своих подданных. Его жена была заключена в монастырь, а подданные Романа держались того сурового принципа гражданских законов, что находящийся в руках неприятеля пленник лишается всех общественных и личных прав гражданина, как если бы он был поражен смертью. Среди общего смятения Цезарь Иоанн предъявил неотъемлемые права своих трех племянников; Константинополь внял его голосу, а находившийся в руках турок пленник был объявлен в столице врагом государства, которому даже не позволили перейти границу. В междоусобной войне Роман не был более счастлив, чем в войне с внешним врагом; потеря двух сражений принудила его отказаться от престола с тем условием, что с ним будут обходиться с приличием и с почетом; но у его врагов не было ни совести, ни человеколюбия, и после того, как его безжалостно лишили зрения, никто не потрудился остановить кровь, которая текла из его ран; раны стали гноиться, и через несколько дней смерть избавила его от этих страданий. В троеличное царствование преемников Дуки двое младших братьев были принуждены довольствоваться пустыми почестями, старший, малодушный Михаил, не был в состоянии держать в своих руках скипетр империи, а данное ему прозвище Парапинака было упреком ему и его корыстолюбивому фавориту за то, что этот последний возвышал цену хлеба, уменьшая ему меру. Под руководством Пселла и по примеру своей матери сын Евдокии приобрел некоторые познания в философии и в риторике; но добродетели монаха и ученость софиста скорей унизили, чем облагородили его характер. Из презрения к своему государю и из высокого мнения о своих собственных достоинствах два военачальника, находившихся во главе европейских и азиатских легионов, присвоили себе императорское звание, один в Адрианополе, а другой в Никее. Они подняли знамя восстания в одном и том же месяце; они носили одно и то же имя Никифора; но этих двух кандидатов различали прозвища Бриенния и Ботаниата; первый из них был в полном цвете ума и мужества, а второй блистал лишь воспоминаниями о своих прежних подвигах. В то время как Ботаниат подвигался вперед осторожно и медленно, его деятельный соперник уже стоял с войском у ворот Константинополя. Имя Бриенния было знаменито; он пользовался популярностью; но он не был в состоянии удержать своих самовольных солдат от сожжения и разграбления одного из столичных предместий, и готовый приветствовать бунтовщика народ отверг и отразил поджигателя. Эта перемена в общественном мнении была благоприятна для Ботаниата, который наконец приблизился к берегам Халкидона с турецкой армией. На улицах Константинополя стали раздавать от имени патриарха, синода и Сената формальное приглашение собираться в Софийском соборе, и это собрание приступило в порядке и спокойно к обсуждению вопроса об избрании императора. Телохранители Михаила могли бы разогнать эту безоружную толпу; но слабый император, сам хваставшийся своей умеренностью и своим милосердием, сложил с себя внешние отличия верховной власти и был за то награжден монашеским одеянием и титулом Эфесского архиепископа. После него остался сын Константин, который и родился и был воспитан на ступенях трона, а одна дочь из рода Дуки прославила род Комнинов и упрочила за ним престол.

Брат императора Исаака, Иоанн Комнин, после своего великодушного отказа от престола жил в покое и в почете. От своей жены Анны, отличавшейся несвойственным женщинам мужеством и умом, он имел восемь детей: его три дочери размножили родственные связи Комнинов с самыми знатными греческими семьями. Старшего из его пяти сыновей, Ма-нуила, похитила преждевременная смерть, а Исаак и Алексей восстановили царственное величие своего рода, так что два младших брата, Адриан и Никифор, могли пользоваться этим величием без всяких усилий или опасностей. Третий и самый знаменитый из пяти братьев, Алексей, был одарен от природы самыми выдающимися душевными и телесными достоинствами; эти достоинства были развиты прекрасным образованием и окрепли в школе повиновения и несчастий. Когда он был еще юношей, император Роман с отеческой заботливостью удалил его от опасного участия в войне с турками; но мать Комнинов была обвинена, вместе со всеми членами своего честолюбивого семейства, в государственной измене и была сослана сыновьями Дуки на один из островов Пропонтиды. Два брата скоро попали из ссылки в милость и вступили на военное поприще; они сражались друг подле друга и с мятежниками, и с варварами и были преданными слугами Михаила до той минуты, когда он был покинут всеми и самим собой. При своем первом свидании с Ботаниатом Алексей с благородным чистосердечием обратился к нему со следующими словами: “Государь, мой долг обязывал меня быть вашим врагом; воля Божия и воля народа сделали меня вашим подданным. Судите о моей будущей верности по моему прошлому сопротивлению”. Преемник Михаила отнесся к нему с уважением и с доверием: его мужество было употреблено в дело для борьбы с тремя мятежниками, нарушавшими спокойствие империи, или, по меньшей мере, спокойствие самих императоров. Урсел, Бриенний и Василакий были страшны и своими многочисленными военными силами, и своей воинской репутацией; они были один вслед за другим разбиты и приведены в оковах к подножию престола, и как бы с ними ни обошлось трусливое и жестокосердое правительство, были готовы превозносить великодушие и мужество победителя. Однако преданность Комнинов скоро заразилась страхом и недоверием, и было бы нелегко уяснить, в чем заключался долг признательности, связывавший подданного с деспотом, если первый из них был готов требовать уплаты этого долга путем восстания, а второй был готов расплатиться рукой палача. Отказ Алексея выступить против четвертого мятежника, который был мужем его сестры, уничтожил или изгладил из памяти его прежние заслуги; любимцы Ботаниата разожгли своими обвинениями честолюбие, которого они опасались, и удаление двух братьев, быть может, было вызвано необходимостью защищать свою жизнь или свою свободу. Принадлежавшие к их семейству женщины были укрыты в святилище, на которое не осмеливались посягать тираны, а мужчины сели на коней, выехали из города и подняли знамя междоусобной войны. Солдаты, которые были мало-помалу собраны в столице и в ее окрестностях, были переданы своему победоносному и оскорбленному вождю, а узы общих интересов и родственных связей обеспечивали ему преданность семейства Дуки, и борьба великодушия между двумя Комнинами окончилась тем, что Исаак возложил на своего меньшего брата титул и внешние отличия императорской власти. Они приблизились к Константинополю не столько с целью осадить эту неприступную крепость, сколько с целью навести страх; но стража вовлекалась в измену; одни из городских ворот были захвачены врасплох, а внимание флота было тем временем отвлечено предприимчивостью и мужеством Георгия Палеолога, который вступил в борьбу со своим отцом, не предвидя того, что он работает на пользу своего потомства. Алексей вступил на престол, а его престарелый соперник исчез внутри монастырских стен. Армия, состоявшая из людей различных наций, была удовлетворена дозволением грабить город, но Комнины постарались загладить это общественное бедствие слезами и постом и подчинились всем видам покаяния, какие были совместимы с верховным владычеством.