Живите вечно.Повести, рассказы, очерки, стихи писателей Кубани к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне
вернуться

Василенко Григорий Иванович
Шрифт:

Зеленым кораблем по неоглядной степи плыл к нему хутор в куцых солдатских снах, и звала его домой семья — его голуби…

Вадим НЕПОДОБА

СЕВАСТОПОЛЬ,

4 июля 1942 года

Уже чадят и затухают Руины в липком зное дня, И лица мертвых отдыхают От грома, треска и огня. На теле мраморной колонны Осколков рваные следы, И бредит воздух раскаленный, Как раненый, глотком воды. Ни облачка в небесной выси, И так же пуст морской простор. Дороги траурно повисли На склонах одичалых гор. Заката рана штыковая Кровавит воду у песка, Где все сигналит, как живая, Братве Матросская рука…

ОТЦУ

Теченье жизни поворотом Тебя относит вдаль, а мне Труднее стало с каждым годом Стоять на этой стороне. Гляжу со среза глины рыжей В кипящий стрежень бытия… Чем дальше образ твой, тем ближе, И не понять, где ты, где я…

Кронид ОБОЙЩИКОВ

ДОЖДЬ

Дожди не редкость в этой местности. Здесь солнца яркого не жди. На сотни верст В глухой окрестности Без передышки льют дожди. И льют не так, как надо в мае — С лихим приплясом по земле, А не спеша идут, хромая, Как инвалид на костыле. Стоит нелетная погода, И Ставка, Нервничая, Ждет. И в землю врытая Пехота Без нас в атаку не идет.

ЛОШАДИ

Кричала маневровая «кукушка». Гудел вокзал. Скрипели тормоза. Коней вводили в красные теплушки. А у коней печальные глаза. Катилось в степи ржание от станции, Где в штатах новых воинских частей Грузились в эшелоны «Новобранцы» Гнедых и вороных мастей. Их повезут к передовой, на запад, Где пулями покошены луга. Блеснут над ними молниями сабли, И казаки помчатся на врага. И вдруг ударят дробно пулеметы, И упадет под плетью огневой Подсеченный, подкошенный — С разлету, Горячий — С белой звездочкой — Гнедой. О, сколько их, орловских и донских, Поляжет на снегах И рыжих травах, Утонет на кипящих переправах, Споткнется на дорогах фронтовых. Уже готово было все к отправке. А рядом, где кончается перрон, Стояла тихо лошадь за оградой, Смотрела и смотрела на вагон. Она сюда, сорвавшись, прибежала, Подхлестнутая общею бедой. Но не услышал жалобного ржанья, Красивый — С белой звездочкой — Гнедой. И колокол ударил в тишину. Качнулись привокзальные березы. А лошадь все глядела через слезы На эшелон, Идущий на войну.

РУССКИЙ COЛДАТ

На бал в Кремле его не приглашают Там те, кто не носили сапоги. А он в них шел в Берлин Через Варшаву И возвратился с фронта Без ноги. Когда порой встречается с братами, В пивную кружку водочки дольет. И вновь в глазах усталых Бьется пламя И взятых, И оставленных высот. Пусть в стороне От почестей и славы Прошла его Солдатская тропа. Одну медаль принес он С переправы, А у других — Награды до пупа. Да он, наверно, их и не носил бы. Он только раз Расстроган был до слез, Когда народу русскому «Спасибо» Верховный вставил В праздничный свой тост.

ПОМНИМ МЫ…

Юрию БОНДАРЕВУ

Помним мы, как у дальнего тына, На закате сгоревшего дня, Умирая от жажды и дыма, Батальоны просили огня. Как, царапая низкое небо, Колыхались косые штыки — По горячему волжскому снегу Шли в бессмертье седые полки. Знаю, сердце для Родины милой Отдадите Вы, песней звеня, Если выйдя из братской могилы, Батальоны запросят огня.

Леонид ПАСЕНЮК

КОТЛУБАНЬ, 42–Й

Поздно вечером меня вызвал Верховный.

— Как дела под Сталинградом?

Я доложил, что в течение всего дня шло очень тяжелое сражение. К северу от Сталинграда противник ввел в бой новые войска, переброшенные из района Гумрака.

— Это уже хорошо. Это большая помощь Сталинграду.

Г. К. ЖУКОВ. «Воспоминания и размышления»
1.

Выведенный в эпиграф разговор состоялся 5 сентября 1942 года. Жуков, как представитель Ставки Верховного Главнокомандования, находился тогда в 17–20 километрах северо — западнее Сталинграда в Котлубани, в район которой к вечеру того же дня подтягивалась с марша и наша дивизия.

Рассказать в строгой последовательности, что и как здесь тогда происходило, мне просто не под силу. Мои впечатления — впечатления пятнадцатилетнего подростка, волею случая лишь слегка прикоснувшегося к жестокой той битве и хорошо еще, что сразу же не уничтоженного ею. Случайности угодно было и жизнь мою сохранить. И за перо я взялся лишь потому, что сейчас, спустя более чем полвека, так мало нас осталось, свидетелей тех дней. Кто хотел и имел что сказать, те уже сказали. И сказали так, либо этак. А я скажу, быть может, не столько по — иному, сколько о своем, лично испытанном.