Не стоит и говорить, что я тут же приставил двух агентов к Дювалю с заданием ни на минуту не терять его из виду, в надежде обнаружить всю подпольную сеть торговли искусством. К сожалению, я недооценил, с одной стороны, сложности операции, а с другой, переоценил интеллектуальные способности моих агентов.

Однажды вечером мои люди перехватили телефонный разговор с Марком Дювалем, но не поняли его важности, а когда решили сообщить мне об этом, было слишком поздно.

Вот вам дословная запись этого разговора:

— Это ты, идиот? Ну что, решился говорить?

— Нельзя ли узнать, кто вы и что вам надо? Я даже не предполагаю, о чем речь.

— Кончай финтить, мы располагаем такой информацией, которой достаточно, чтобы запрятать тебя за решетку до конца твоих паршивых дней. Выкладывай, как звать девочку. Говори или плохо будет. Ты же знаешь, мы не шутим. Времени у тебя до завтра.

— Если это не прекратится, я обращусь в полицию.

Послышался раскатистый смех, а потом внезапно — свирепо:

— Ладно, кретин, до завтра.

Разговор оборвался.

А в субботу мои люди заметили, что Дюваль не выходит из дому целый день. Ближе к полуночи телефон в его квартире звонил долго, но без ответа. Вот тут-то, заподозрив неладное, они начали беспокоиться. Поднялись на четвертый этаж, где Дюваль обретался в двухкомнатной квартире с претензией на шик и долго звонили у двери, не получая ответа. Тогда они взломали дверь и в гостиной (она же спальня) увидели пренеприятнейшее зрелище: голый Марк Дюваль, привязанный к креслу. После того, как Дювалю замотали рот, чтобы не орал, его пытали с помощью горелки, потом с помощью электричества и, наконец, с помощью бритвы. Этот сильный пятидесятилетний человек, должно быть долго держался. Во всяком случае, порезов и ожогов на теле было очень много. Капли крови застыли на волосах груди, рук и ног, все тело было испещрено рваными ранами. Зрелище было ужасающее. Те, кто этим занимался, ясно, дело свое знали. На левой руке Дюваля не хватало двух ногтей, которые валялись у его ног в уже высохшей лужице крови на дубовом полу, правая рука безвольно свешивалась с подлокотника кресла. Очень возможно, что выпытав у него все, его зверски задушили, перекрыв сонную артерию. Убийца обладал, видимо, невероятной силой. Артерию он просто превратил в кисель. А синюшное лицо Марка Дюваля с вывалившимся фиолетовым языком и вытаращенными глазами приводило в шок тех, кто это видел. Как только меня поставили в известность, я сразу же приказал отправить труп в морг без лишнего шума, чтобы «мошкара» особо не распространялась об этом убийстве. Я распорядился, чтобы в квартире дежурили, прослушивали и регистрировали возможные телефонные переговоры.

Вскоре я приехал туда с одним моим приятелем из криминальной полиции, чтобы посмотреть, что могли оставить преступники на месте преступления, хотя и не очень надеялся на что-то конкретное. Человек или люди, «обработавшие» бедного Дюваля, отличались своим особым стилем. Это, конечно, были профессионалы, не привыкшие оставлять следов.

Когда мы переворачивали вверх дном эту квартиру, за секретером, в одной из ниш в стене мы нашли сверток с вещицами, весом 40–50 граммов, представляющими, как мне показалось, значительную ценность. Скорее всего, драгоценности были незаконного происхождения. Пока что мы ведем расследование по этому делу, но предупреждаю вас, комиссар, не совсем ясно, что из этого получится, если учесть все кражи подобного рода в Европе.

В кармане одного из костюмов убитого мы обнаружили чек на три с половиной миллиона французских франков, выданный одним из банков Бенилюкса и подписанный — кем бы вы думали (ни за что не догадаетесь!) — Вашим незабываемым и непревзойденным Личо Джелли. Такая сумма может вызвать массу предположений. А что если ваш многоуважаемый руководитель П-2 так щедро оплатил свой художественный каприз? Или молчание Марка Дюваля? А вдруг это был задаток еще за одну партию камешков и драгоценностей сороковых годов? А если предположить, что все это — за пределами незаконной торговли искусством, и речь идет о задатке за партию оружия для Ближнего Востока? Ведь не впервые же солидные деловые люди оказываются в сфере торговли оружием, а наш Марк Дюваль был, к тому же, в отличных, почти дружеских отношениях с вашим Витторио Эмануэле. Это нам стало ясно по их телефонным переговорам. Если составить все углы этого треугольника, — Марк Дюваль, Личо Джелли, Витторио Эмануэле, — то самое абсурдное из предположений может оказаться наиболее вероятным.

В понедельник утром один из моих людей записал интересный телефонный разговор. Похоже, звонила перепутанная молодая женщина.

— Пожалуйста, приезжай как можно быстрее. И не ищи меня дома. Они опять приходили, Я боюсь. Вот уже три дня я ночую у подруги. Позвони по номеру 42-361-086. Постарайся побыстрее. Чао.

Сейчас мы занимаемся звонком. Через номер доберемся до адреса. Я почему-то уверен, что женщина расскажет нам немало интересного.

Если это вас утешит, то должен сказать, что и для меня дело Рубироза стало чем-то вроде болезни. Мы гоняемся за Рембрандтом, а натыкаемся на досье-призрак. Всякий раз, когда мы пытаемся наложить руки на подозреваемых, которые могли бы помочь распутать дело Рубирозы, их жестоко или таинственно уничтожают. У меня такое впечатление, что за каждым моим шагом, как и за вами, следят и предупреждают наш очередной ход. Я не страдаю манией преследования, но считаю, что стоит удвоить меры предосторожности и не слишком распространяться о ходе следствия по этому делу. Надеюсь вскоре порадовать вас добрыми вестями. До скорого.

А. Брокар.

P. S. Пока я занимался прошлым Франческо Рубирозы, я познакомился с одним старым сицилийцем. Он долгое время был в дружеских отношениях с самоубийцей из «Рица», в особенности в годы бурной юности, и вел что-то вроде дневника. Я попросил его сделать для меня фотокопию, которую и прилагаю… Не бог весть что, конечно, но поможет чуть больше понять характер Франческо.

Ришоттани взвесил «дневник» на ладони. «Ничего себе кирпичик, — подумал он, — но, все равно, стоит поближе познакомиться с этим Рубирозой. Сегодня я знаю, чем заняться. Джулии нет… Счастливая… в Женеве у родственников. Очень хорошо, что не каждую свободную минуту она проводит со мной».

Женева… Ришоттани хорошо знал и любил этот город за его контрасты и внешнюю мягкость и приветливость…

Как раз в эти часы в Женеве разыгрывалось очередное действие «дела Рубирозы».

Нотариус Лаффон вошел в свой кабинет и задумчиво посмотрел на панораму озера за окном. Жаль что эта чуть выступающая сбоку ужасная новостройка из цемента портила общую картину. Легкий туман поднимался над озером, и от этого воздух казался каким-то ватным.

«Интересно, что могло быть в том небольшом пакете, что недавно отослали в адрес вдовы Рубирозы?». Искушение было слишком велико, но профессиональные гены удержали его от необдуманных действий: не доставить отправления по адресу означало бы предать самого себя и бесславно потерять свое место. А кроме того — сургучные печати, наложенные так умело. Было бы очень трудно отклеить их так, чтобы опытный глаз ничего не заметил.