Сам Грегор буквально погряз во врачевании – со всех концов Сконда ему в его хижину при монастыре шлют травы и плоды, каменный порошок и окаменевшие смолы. Женщины его почти не смущаются и открывают перед ним далеко не только лица – он кажется таким безвредным! Словом, уж эта серенькая мышка обрела свой жирный кусок сыра и прочно поселилась внутри него.

Рабиа появляется на нашем горизонте куда реже Сейфуллы: оба начали исчезать снова и на сей раз, похоже, порознь.

Я изучаю скондский язык и скондские законы – негоже мне быть простым исполнителем. Они часто меня забавляют: если хозяин пригласил вора в дом, то паршивца за похищение чужого имущества не судят. Только за злоупотребление доверием. Бедняка, который неловко стащил кусок хлеба или шаровары с бельевой веревки, сытно кормят, наряжают в новое, однако похищенное о цепляют ему на шею с помощью хитрого узла: пока не развяжешь – думай, не легче ли было бы чуток унизиться и попросить. О нарушении уз супружества (а это после измены государству и государю самое страшное преступление и, строго говоря, единственное изо всех наказывается смертью) должны свидетельствовать четыре человека, не связанных никакими родственными или иными узами и увидевших акт все сразу и в самой недвусмысленной форме. Как такое может случиться вообще – не могу себе представить…

Почти всё время я разъезжаю по стране вместе с моей свитой и пытаюсь примирить всех алчущих и жаждущих с их непокорной совестью и их желаньем перемены мест. Если приходится убивать мужчин – по традиции делаю это так, чтобы не осквернить землю их кровью. В земле роют глубокую узкую яму, прямо над ней постилается широкая кожаная полость, а потом труп, голову и увлажненную буйволову шкуру плотно стягивают веревкой и зарывают в том же углублении. Сверху ставят узкий столб без указания имени, но с акростихом.

Женщины никогда не просят меня о подобной услуге.

В самом Скон-Дархане моим особенным делом считается подтвердить или отвергнуть обвинение. Очень часто – самообвинение, которое нередко оказывается единственным из доказательств. Нет, Сейфулла не покривил душой: грубую силу и особые инструменты мне применять не приходится. Их просто нет поблизости. Однако представьте себе, что вам предлагают поговорить по душам с живым воплощением смерти… даже если вы относитесь к Белой Госпоже с приличным ей уважением и почти без страха…

Легко ли вам будет солгать?

Обычно мне всё удаётся, так что я постепенно теряю навык. Так я смеюсь наедине с самим собой.

Потому что мне тут спокойно. Точнее сказать – покойно.

Во дворе моего дома, как и на всех городских улицах, садах и площадях, полно детей. Они, как и всё живое в Сконде, быстро созревают – не успеешь им нарадоваться – и перестают быть занятными малышами и малышками, но на смену им непрестанно приходят новые.

Вот об одной такой скороспелке я хотел бы рассказать.

…Арман пришел ко мне, когда ни Грегора, ни Сейфуллы у меня в гостях не было. Подгадал момент. Я прямо им залюбовался: гибкий, как девица, смуглый, точно его прекрасная мать, и оттого даже помолодел с лица. Бородка темного золота подстрижена и напомажена, глаза сияют, брови распахнуты парой ангельских крыльев, а ото всей фигуры так и веет неудержимой силой. Вот кому здешнее учение пошло впрок!

– Хельмут, – заговорил он после череды приветствий. – Я хочу просить тебя, моего второго отца, быть моим сватом.

– О-о. Решился, наконец, открыть счет?

Вся прелесть супружеской жизни в Сконде заключена в многообразии видов супружеских уз. Наиболее почетным для мужчины считается быть охранителем (это практически синоним хорошего супруга) четырех жен. И всем им давать доброе содержание и поставлять здоровых детишек. Это требует, кроме прочего, очень больших денег, которые в знак заключения союза и в виде имущества и подарков получает каждая женщина.

Если «он» желанен, но очень небогат, бывает так что три-четыре не слишком умелых жены тайно скидываются, чтобы укупить себе этого мужичонку. Потом он отчасти возвращает им их достояние. Ибо нет договора, нет махра – нет и брака, что втолковывал мне Туфейлиус давным-давно. Когда женский махр очень велик – а это бывает в каменистых горах или в дельте тех рек, что бурно и опасно разливаются каждую весну, – его позволено собрать трем или четырем мужам. Это необходимо – ведь их общей супруге придется содержать еще и семью родителей, где обыкновенно имеются младшие сестры на выданье и младшие братья с проблемой их грядущей женитьбы, и поднимать свое потомство вопреки своенравию здешней природы, и самих супругов своих по временам поддерживать мощной рукой. Ну, поскольку это все-таки государство справедливости, окончательное решение вопроса остается за женой. Она дает согласие на принятие в дом подруг, на брак с целым скопищем мужей – и на то, чтобы остаться одной перед лицом всех тех утомительных обязанностей, которые налагает на женщину семейное положение. А их так много, что иногда мне становится непонятным, как это простые союзы «один на один» всё же остаются в большинстве. Они сохраняют колеблемое ветром равновесие посреди двух брачных крайностей, они являют собой неустойчивый, но центр здешнего бытия, однако держатся, возможно, лишь на том, что женщин в этом чудно́м мире всегда не хватает, и зачастую основываются вовсе не на любви, а на простой нужде. Но все-таки подобные браки существуют и даже возрастают в числе.

Так вот, говорю я Арману:

– Так кого ты хочешь брать за себя?

– Турайю, дочку Рабии и Туфейлиуса.

– Спятил, что ли, совсем? Это ведь сущий ребенок!

– Хельмут, – проговорил он спокойно, – ты же весь в разъездах. Давно Сейфи ее тебе показывал?

– Показывал? Погоди… Да она еще год назад у меня во дворе с прочими ребятишками без всяких помех играла в «догони – поцелуй».

– Вот именно. Тогда ей как раз исполнилось двенадцать, через месяц открылись первые крови, вот ее и спрятали. Девушке на выданье не след возиться с несмышленышами.

– Так она всё равно еще девчонка снаружи и внутри.

– Хельмут, я ж ее видел тайком и без покрывала этого – сваха показала. Для чего еще сваху нанимают? Груди точно две наковальни, бедра пышны как кузнечный мех и, как говорит Сейфулла, лучше купели для закалки моего личного клинка, чем… хм… чем она, сыскать невозможно.

– А сама Турайа что?

– Согласна. Лет уж пять как. Мы с тобой и с нею когда в Скон-Дархан явились?

Он глубоко и удовлетворенно вздохнул.

– Знаешь, чем хорошо юницу за себя просить? Разглядеть успеешь и понравиться – тоже.