Как-то вечером, улучив минуту, когда Макар собрался уходить спать, Яков решительно заявил:

— Вот что, Макар Яковлич, я понимаю, что теперича я… Ну, значит, не у шубы рукав здесь — лишний, значит…

— Как? — удивленно спросил сын.

— А так… Что — я? Болтаться, как дерьмо в проруби, я не привык… Дела мне здесь подходящего нет, а на манер приказчика я не намерен… Ты отведи мне делянку, я буду по-своему, по-старинному робить.

Уговаривать отца Макар не стал, думая, что это просто хандра, и она пройдет. Но решение Якова на этот раз было бесповоротно. Он даже отказался от делянки на Безыменке; версты за четыре от прииска отыскал ложок и, сговорив Никиту Сурикова, отправился туда работать.

Ему уютней было в построенном им бревенчатом балагане. Маленькое оконце скупо освещало казарму: нары, стол на вбитых в землю кольях. Все это ему напоминало прошлое, доброе старое время. Лежать на нарах, устланных толстым пластом душистой травы, слушать гудение огня в трубе железной печки и песни комаров, — было куда приятней, чем жить в чистой конторе Макара, где с утра до вечера в спешке толкутся люди, кричат. На прииск сына он заглядывал изредка, как посторонний.

Скоробогатова-младшего часто навещал Ахезин. Он появлялся так же, как и прежде, — внезапно. Приходил боковой дорожкой по верху увала, откуда, как на ладони, были видны скоробогатовские разработки. Постукивая по твердому грунту дороги своей суковатой вересовой палкой, он окидывал все взглядом и каждый раз находил что-нибудь новое. Сегодня его взгляд остановился на небольшом строении с криво подвешенной над открылком вывеской: «Общество потребителей».

— Вот как, — усмехнувшись, проговорил он.

У лавки толпился народ. Исаия быстрой походочкой, принюхиваясь, точно учуяв что-то вкусное, сбежал с увала и направился к лавке.

Двери были полуоткрыты. Полицейский, в черной шинели с красными кантами и шнурками, соскабливал с наружной стороны надпись, написанную корявыми буквами:

«Общество грабителей и Ко Скоробогатов».

— Хы, — хихикнул Исаия. Он в лавку не зашел, а направился прямо в контору.

У дверей его встретил в черной широкой бурке, запрокинутой на затылок папахе, черный, как смоль, ингуш с винтовкой.

— Стой!.. Куды лезышь! — грубо остановил Исаию ингуш.

— Стало быть нужно.

— Нельзя!

— Пропустите, — приказал Макар.

Ингуш посторонился.

— Здравствуй, Макар Яковлич!

Скоробогатов был чем-то озабочен. Он торопливо укладывал в замшевые мешочки платину. На приветствие Исаии он только кивнул и указал глазами на стул.

Исаия присел на краешек стула, стукнув о пол своей корявой тростью.

— Точно царь Мордохейский — не проберешься к тебе, кругом стражу наставил, — проговорил Ахезин.

Макар промолчал, нахмурив брови. Он уложил в железный несгораемый шкаф мешочки с платиной, припечатал и спросил Ахезина:

— Ко мне?

— Знамо, не к этому! — он указал на ингуша.

— Идем.

Они вошли в просторную соседнюю комнату. Здесь Исаия, сунув в угол свою палку и повесив на нее картуз, стал прохаживаться по комнате, заложив за спину одну руку.

— С Глубокого? — спросил Скоробогатов.

— Оттуда!

— Ну, что там?

— Эхе… Там, брат, новостей много. Мишку Лопатина забрали, увезли. До тебя, друг, добираются! — Макар удивленно раскрыл глаза. — Чего смотришь? Поди, думаешь, соврал? Нет, брат, Ахезин отродясь не врал. Маевскую-то знал?.. Петьки Маевского, нашего управляющего, женешку? Ее тоже вместях с Мишкой забарабали, а ты эту бабенку в полюбовницы себе ладил. — Исаия посмотрел искоса на Скоробогатова. Макар стоял в углу бледный, плотно сжав губы. — Ты, поди, не слышишь, чего в забоях-то говорят у тебя?.. Сенька Смолин и этот шибздик Ефимка?.. У себя под носом не чуешь, что творится, — смута!

— Я вижу.

— Вижу, — передразнил Ахезин, — кобылу рыжу! От кого это пошло?..

Макар молчал, а Исаия, заложив за спину руки, говорил:

— От тебя! Не будь тебя, Маевская бы у нас не шаталась, не нюхала бы! Все бы шло гладко!

Макар, наконец, выведенный из терпения, сердито спросил:

— Ты чего, ругаться пришел? В чем дело?

— Не ругаться, а бить вас надо. Эх, жаль, что ты не мой сын!.. Ты разве не видишь, что замышляет народишко? Зараза пошла! Она, эта зараза, из завода пришла через таких вот вертихвосток, коих ты сюда в гости возил. Против царя заговоры идут — нигилисты расплодились, к этому и рабочих совращают. Ты хотя и отодвинулся от меня на-далеко, не признаешь теперь меня, не помнишь моего добра, а все-таки Ахезин не лиходей, пришел тебя упредить. Понял ли?

— Чего я-то должен делать?

— Хы! — злобненько усмехнулся Ахезин. — Не знаешь? Эх, ты-ы! А еще хозяин такого большого дела… Следить должен, вот что!

— Шпионить, значит?

— А хотя бы! — Ахезин остановился, глядя Скоробо-гатову в глаза.

— Ну, это не мое дело!

— А когда тебя пометет эта запачканная глиной орава, что копается у тебя в забое? Тогда чье будет дело?

— Не пометет!

— Пометет, если вожжи ослабишь! — Ахезин бойко достал из кармана бумажку, развернул и подал Скоробогатову: — На-ка, грамотей, почитай!

Макар взял листок. В глаза ему бросилась надпись. «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Но эта фраза на него не подействовала. Уловить подлинный смысл этих слов он не мог… но когда стал читать дальше, лицо его побледнело, брови сдвинулись, а на лбу вздулась жила. Исаия, пряча улыбку, закручивал бороду шильцем, прохаживался осторожными шажками, точно боялся отвлечь внимание Скоробогатова. Макар кончил читать. Смотря в одну точку, он тихонько свернул прокламацию, как полученную кредитку. Исаия приостановился.