Свернули на Главную улицу. Вот и здание вокзала. Эл затаил дыхание. Что она будет делать? Проедет мимо или свернет к станции, чтобы повторить волшебный полет? Мэг поехала дальше.

— Черт, — вполголоса проговорил он.

— Что ты сказал?

— Ничего. Что-то горло першит.

И он демонстративно прокашлялся.

— Это из-за ночного воздуха, — заметила Мэг. — На некоторых он странно действует.

Это верно. На некоторых также странно действует, когда их вот так волокут домой. Особенно на полицейских в возрасте.

— А в закусочной все в порядке? — спросил он.

— Да.

— Послушай, Мэг! Торопиться некуда. Можно заглянуть и проверить.

Она продолжала вести машину, невозмутимо глядя перед собой.

— Уходя, я специально проверила, везде ли выключен свет.

— Молодец.

— Лучше быть осторожной, чем потом жалеть.

Еще один намек. Эл отвернулся к темному стеклу. Нужно быть глухим, немым и слепым, чтобы не понять: Мэг не хочет торопить события. Ей нужно время.

А что ему нужно? Ответ прост: он хочет быть с ней.

Дальше ехали молча. Удивительно: с каждой новой поездкой дорога кажется все короче. Мэг повернула к дому, подъехала к крыльцу, выключила двигатель, и… ночь накрыла их своим черным покрывалом. Ветерок шуршал листьями, стрекотали сверчки. Сердце Эла бешено стучало.

— Нам нужно побыть врозь, Эл, — тихо сказала Мэг. — Постарайся понять меня.

Он повернулся к ней. В темноте не видно было ее глаз, но Эл знал, в них сейчас — неуверенность и робость.

— Что ж, между нами достаточно большое расстояние, — сказал он, показав на место между двумя сиденьями. — Сюда можно даже поставить еще одно сиденье.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — возразила Мэг, прищурив глаза. — Я не хочу, чтобы меня торопили, подталкивали или заставляли.

Очевидно, его обвиняли во всех трех грехах.

Эл отвернулся и уставился во тьму. Вдали шумела река, несущая свои воды в неизведанные дали. В молодости у Эла была тяга к неизвестности, но теперь она прошла. Теперь его манила ясная цель, оседлая жизнь и спокойная старость рядом с верной подругой.

— Но я не хочу, чтобы мы совсем перестали видеться, — нарушила тишину Мэг.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу, чтобы мы остались друзьями. Добрыми друзьями, как сейчас.

— И ты не хочешь переступать черту. Правильно?

Он услышал, как она вздохнула, и повернулся к ней.

— Почему нельзя оставить все как есть? — спросила Мэг. — Мы делаем то, что нам нравится. Нам хорошо вместе.

Почему нельзя? Да потому, черт возьми, что ему этого мало. Он хочет больше. Быть с нею рядом каждый день, каждую ночь, любить!

— Постарайся меня понять, Эл. — Мэг легко коснулась его руки. — Пойми, когда меня бросил Уилл, я почувствовала себя несчастной, опустошенной и никому не нужной.

— Понимаю.

— Нет, Не понимаешь. Если только ты сам через все это не прошел. Кроме Уилла, я ни с кем не встречалась. Мне это и в голову не приходило. Я считала, что мы созданы друг для друга, что мы — две половинки одного целого. Когда он ушел, он унес с собой все. Мое сердце, мои жизненные ориентиры, даже мои воспоминания: ведь мы росли вместе, и вся моя жизнь была связана с ним.

Он все прекрасно понимал. Но ведь с тех пор прошли годы. Раны затягиваются, и люди живут дальше.

— Но ведь ты справилась.

— Да, я не погибла. Я научилась заботиться о себе.

— И о Джерри, — добавил он.

— И о Джерри, — согласилась она. — Но у меня все по-другому. У меня не было, как у других женщин, опыта удачных и неудачных романов. У меня был один, который плохо кончился. Мне гораздо труднее, чем кому-либо, начинать снова.

— Но я-то тебе не чужой, — возразил Эл. — И я не Уилл.

Она уселась боком, чтобы лучше видеть его.

— Я хочу, чтобы мы остались только друзьями, Эл. Настоящими друзьями. Как сейчас.

Мэг положила ладонь на его руку. Эл не повернулся. Далекая звезда подмигнула ему, обещая нежность и счастье. Но, если он правильно помнит урок по астрономии, этой звезды, возможно, уже не существует. И он теперь любуется светом давно умершего светила. Неужели он страдает из-за чувства, которое уже сгорело? Да и было ли оно?

— Эл?

— Да? У меня все в порядке.