– Что ты вцепился в меня! — заорал Каракалла. — Отпусти!

– Тебе так нельзя! Это же Сенат! — вытаращив глаза, воскликнул Макрин.

– Чего мне нельзя? Отпусти, я сказал! Стража!

Телохранители и ликторы тупо смотрели на них, не зная, что им делать.

Тут, Каракалла оступился и начал падать, увлекая за собой префекта претория. Они с грохотом врезались в бронзовые двери, те распахнулись и Каракалла с Макрином растянулись на пороге полукруглого зала с высоким сводчатым потолком. По обеим сторонам от входа ярусами поднимались скамьи, расположенные, как в амфитеатре и предназначенные для трех сотен человек. Лишь в центре было свободное пространство и ростра [164] для выступления. Скамьи были заполнены людьми, в основном зрелого или преклонного возраста в белоснежных тогах, отороченных двумя пурпурными полосами — знаком сенаторского достоинства

Более двух сотен пар глаз изумленно воззрились на почти голого Каракаллу и Макрина, валявшихся в обнимку на полу. Повисла напряженная тишина. Председательствующий Сената, старейший его член Марк Ливий Агенобарб, поборник старых, строгих нравов и морали, при виде такого непотребства стал пунцовым до самой своей лысой макушки. Кроме этого, Марк Ливий был известен своей честностью, прямотой и смелостью. Он один не боялся говорить Каракалле в глаза все, что думает. Даже, было непонятно, как его не тронули во время массовых убийств, когда расправлялись со сторонниками Геты и вообще всеми неугодными.

Сойдя с трибуны Марк Левий быстро подошел к Каракалле и Макрину. Не церемонясь, он ухватил обоих за локти, выволок из зала и захлопнул двери.

– Божественный, что это за представление? — вскричал он возмущенно — Как это понимать? Оденьтесь, как приличествует императору! Первому лицу Рима и Империи! Вы в здании Сената, а не на пляже!

– А я что… Я…

Только сейчас, Каракала заметил, что кроме набедренной повязки и сандалий, на нем ничего нет.

– А я думаю, что же так холодно то! — вскричал он, делая дикие глаза и глупо улыбаясь. — Макрин, где мои одежды? Как ты допустил такое?

Слуги уже бежали к императору, чтобы облачить его в тунику, тогу и пурпур.

– Ты что же, меня голым приволок в Сенат? — рычал Каракалла в лицо Макрину. — Где была твоя голова? Или может, тебе ее отрезать?

– Ты не просыпался, а надо было спешить — оправдывался тот. — Я полагал ты придешь в себя по дороге и перед входом оденешься.

– Ты еще и пьян, Божественный! — поморщился Марк Ливий, уловив запах перегара в дыхании Каракаллы.

– Я не пьян уже… — забормотал тот, — просто, вчерашнее не выветрилось.

– Пока ты одеваешься, готовишься, я пойду — проворчал сенатор. — Прикажу немного отодвинуть трибуну от первых рядов. Поторопись, все ждут тебя.

Выступление Каракаллы и обсуждение насущных вопросов внешней и внутренней политики и других дел Империи прошло более менее гладко.

Выйдя из здания Сената, Каракалла широко зевнул.

– Ну ладно, — сказал он, — хватит на сегодня дел.

Он повернулся к Оппелию Макрину.

– Сегодня, кажется, гонки колесниц будут в Большом Цирке?

– Будут, — кивнул префект претория. — А в Колизее состоится травля зверей и преступников.

– Гонки мне интереснее, — отмахнулся Каракалла. — Эх, жаль моего брата со мной нет…

– Мой брат! — Каракалла хлопнул себя по лбу. — Едем во дворец! Быстро ко мне Тиласа и Макретиана! И этого… нового палача.

– Вара? — уточнил Макрин.

– Да его… этого огромного и волосатого урода.

Прибыв во дворец, Каракалла отправился в свои покои, где начал ожидать. Тилас — начальник дворцовой стражи и префект города Макретиан явились через час. Вошли они в сопровождении Макрина. Все расселись в креслах с высокими спинками. Каракалла окинул всех троих хмурым взглядом и спросил:

– Как продвигаются поиски моего брата?

– На территории дворца тела не обнаружено, — доложил Тилас. — Мои люди обыскали все закоулки и парки. Ничего.

– Мои люди ищут в городе, как было приказано, — сказал Макретиан.

– И как успехи?

– Ищем, — уклончиво ответил Макретиан. — Но это трудно. Никто ведь не видел вашего нового брата в лицо. К утру в городе было обнаружено пятнадцать трупов. Разумеется, я говорю только о тех, кто умер не от естественных причин и не от болезней. В основном, все обнаруженные бродяги. Есть среди них убитые, есть утопшие, двое обожрались в кабаке и умерли от этого. Из пятнадцати трое, по виду вполне приличные люди и подходят под описание.

– А негры среди погибших есть? — спросил Макрин.

– Нет, ни одного, — покачал головой префект города.

– А что с этими троими, которые, вроде бы подходят?

– Один из них стал жертвой грабителей, — начал объяснять Макретиан. — Другой был задавлен лошадью, а третий найден с перерезанным горлом, но украшения, кольца и деньги остались при нем. Видимо, стал жертвой чей-то мести. Трупы, я пока не велел сбрасывать в колодцы [165] , их хранят в сполиарии [166] ближайшей гладиаторской школы.