Рузвельт отметил, что «я лично не имею возражений, чтобы границы Польши были передвинуты с востока на запад – вплоть до Одера, но по политическим соображениям я не могу участвовать в настоящее время в решении этого вопроса». Сталин ответил лаконично: «После разъяснения Рузвельта я это понимаю».

Демократия по-американски заставляла Рузвельта предусматривать критику его политики. И, указав на то, что в Америке «имеется некоторое количество литовцев, латышей и эстонцев», президент предположил, что, «когда советские армии вновь войдут в эти республики… общественное мнение может потребовать проведения там плебисцита». Сталин понял проблемы президента и уверенно заверил, что «у нас будет немало случаев дать народам этих республик возможность выразить свою волю». Но он оговорил условия: «Это, конечно, не означает, что плебисцит в этих республиках должен проходить под какой-либо формой международного контроля».

– Конечно, нет, – согласился Рузвельт. – Было бы полезно заявить в соответствующий момент о том, что в свое время в этих республиках состоятся выборы».

Желая подчеркнуть свою благодарность Советской стране, несущей основную тяжесть в войне с гитлеризмом, Черчилль сделал благородный жест. «Перед нашим вторым пленарным заседанием, начавшимся в 4 часа, – пишет он в своих мемуарах, – я по поручению короля вручил Почетный меч, который был изготовлен по специальному заказу его величества в честь славной обороны Сталинграда. Большой зал был заполнен русскими офицерами и солдатами. Когда после нескольких пояснительных слов я вручил это великолепное оружие Маршалу Сталину, он весьма внушительным жестом поднес его к губам и поцеловал. Затем он передал меч Ворошилову… Меч был вынесен из зала с большой торжественностью в сопровождении русского почетного караула».

В период конференции британский премьер-министр отметил и свое 69-летие. «До сих пор, – вспоминает он, – мы собирались для наших заседаний и обедов в советском посольстве. Но теперь я заявил, что третий обед даю я, и он должен состояться в английской миссии… По алфавиту и Великобритания, и я сам стояли первыми, а по возрасту я был на пять лет старше Рузвельта и Сталина. Я сказал, что 30 ноября мой день рождения… Это был памятный день в моей жизни. Справа от меня сидел президент Соединенных Штатов, слева – хозяин России. Вместе мы фактически контролировали все флоты и три четверти всей авиации в мире и управляли армиями примерно в 20 миллионов человек, участвовавших в самой ужасной из всех войн в истории человечества».

Но даже в этой неформальной обстановке, свидетельствует Черчилль, Сталин повторил вопрос, который задал на совещании: «Кто будет командовать операцией «Оверлорд?», и добился ответа – генерал Эйзенхауэр.

В отличие от своих коллег по коалиции Сталин не зависел от необходимости изощрений предвыборных маневров; руководя страной, которая несла основную тяжесть войны, он мог сказать Черчиллю прямо в глаза резкие и неприятные вещи, но Сталин был чужд демагогии и политиканства. Отстаивая государственные интересы своей страны, он основывался на логике объективной правды, и этого не могли не понимать его оппоненты – его дипломатия была товарищески открытой и лишенной подоплеки корыстных целей.

Вместе с тем он был реалистом, не подверженным случайным всплескам расслабленности и наивности сентиментальных иллюзий. Вернувшись в Москву, Сталин не вдавался в подробности своего пребывания в Тегеране. И на заседании Ставки он лаконично сказал: «Рузвельт на Тегеранской конференции дал твердое слово открыть широкие действия во Франции в 1944 году. Думаю, что он слово сдержит. Ну а если не сдержит, у нас хватит сил добить гитлеровскую Германию».

Испытания истребителя Як-3 с новым мотором Климова ВК-107 прошли еще в октябре. Он стал самым быстроходным истребителем в мире, показав скорость свыше 700 километров в час. После возвращения Сталина с конференции Шахурин и Яковлев были приглашены в Ставку. Там они застали командующего Волховским фронтом Мерецкова и члена Военного совета Штыкова. Яковлев пишет, что он впервые увидел Сталина в маршальской форме.

Закончив разговор с командованием фронта, он подробно расспросил руководителей Наркомата авиации о характеристиках нового самолета. «Хорошо! – заключил он. Затем подошел к конструктору и, дотронувшись до погона, сказал: – А вы еще в генерал-майорах ходите». Спустя 15 минут после выхода из кабинета Сталина А.С. Яковлев услышал по радио постановление Совнаркома о присвоении ему звания генерал-лейтенанта. Через день начался разгром немцев под Ленинградом.

В конце 1943 года промышленность уже в полных объемах обеспечивала армию танками, самолетами, вооружением. Теперь Сталин уже не считал скрупулезно сам ежесуточный выпуск изделий на заводах. Так, начальник ГАУ Н.Д. Яковлев лично докладывал Верховному главнокомандующему лишь планы месячного распределения, согласованные с Генштабом. Однако прежде всего Сталин был великолепный организатор. Избегая ненужной опеки, он счел возможным дать свободу действий ответственным наркомам и специалистам.

Правда, не обошлось и без соответствующего инструктажа. В присутствии членов ГКО он сказал начальнику Главного артиллерийского управления: «Вы отвечаете перед нами за то, чтобы вооружение, поставляемое в войска, было по своим характеристикам не хуже, чем у врага. Вы – заказчик. Кроме того, у вас есть квалифицированные военные инженеры, испытательные полигоны. Испытывайте, дорабатывайте. Но давайте лучшее! Конечно, наркомы и конструкторы тоже отвечают за качество. Это само собой. Но окончательное заключение все же ваше ГАУ».

Война с исключительной убедительностью продемонстрировала и еще один талант Сталина – умение подчинять идеологию целостности его государственных концепций. С присущей ему склонностью к смелым решениям, основанным на анализе новых изменившихся реальных условий, в 1943 году он окончательно прекратил затянувшийся «революционный» конфликт с церковью.

Еще в начале 1943 года состоялся обмен посланиями Сталина с «патриаршим местоблюстителем митрополитом Сергием». 23 февраля митрополит сообщил Сталину, что «верующие в желании помочь Красной Армии охотно откликнулись на мой призыв собрать средства на постройку танковой колоны имени Дмитрия Донского…».