Конечно, Жуков был крупной фигурой в когорте сталинских полководцев, и, награждая его, Верховный главнокомандующий отметил его видную, но не первую роль в руководстве Красной Армией. Впрочем, так оно и было. К сожалению, и другие многие дела и поступки Жукова выглядели далеко не безупречными.

Примерно в это же время он проиграл и еще одну «дуэль» – моральную. Начальник инженерных войск фронта генерал Б.В. Благонравов вспоминал: как раз в марте 44-го года только что заступивший на пост командующего 1-м Украинским фронтом Жуков собрал ночное совещание. Там, «на основании кратких докладов, одних он готов был представить к наградам, других снять с должности, третьих отдать под суд, а четвертых просто расстрелять».

Новый командующий сразу стал обращаться ко всем присутствующим в присущей ему манере – исключительно на «ты», сдабривая свою речь выражениями в духе поручика Ржевского.

А на просьбу генерала обращаться к нему «без мата и угроз» маршал выхватил трофейный маузер. В ответ генерал Благонравов тоже вынул из кобуры парабеллум и возникшую неловкую паузу разрядил замечанием, что ждет от Жукова первого выстрела. Имевший чувство собственного достоинства и более образованный, чем бывший кавалерист, генерал инженерных войск, конечно, понимал, что он рискует. Но и Жуков тоже сообразил, что за расстрел на месте без всяких оснований элитного генерала его не поощрят.

Дуэль не состоялась. Жуков убрал маузер и пообещал расправиться со строптивым генералом. Правда, угроза осталась только угрозой, и Благонравов благополучно закончил войну в своей должности у Рокоссовского, с которым имел прекрасные отношения.

Конечно, такие поступки не красили командующего, и, по свидетельству маршала Голованова, Сталин однажды сказал: «Если бы можно было распоряжаться личными качествами людей, я бы сложил качества Василевского и Жукова вместе и поделил бы их между ними пополам».

В конце марта, когда Гитлер отстранил от командования Манштейна и Клейста, принесших ему успехи в начале войны, в Москве стояли погожие весенние дни. Генштаб развернул работу над планами операций на северном фланге советско-германского фронта, и Антонов со Штеменко с удовольствием совершали каждый день недолгие поездки в Кремль и более продолжительные на ближнюю дачу к Сталину в Кунцево.

С.М. Штеменко вспоминал, что в один из таких дней, прибыв по вызову на дачу и пройдя через прихожую в столовую, он Сталина не застал. Стояла глубокая тишина. Он пишет: «Не было случая, чтобы И.В. Сталин не принимал человека, если вызвал к себе.

Неожиданно открылась дверь направо, ведшая в коридор, и появилась фигура в овчинном тулупе до пят с высоко поднятым воротником. Из-под полы тулупа виднелись поднятые вверх носы больших черных валенок, подшитых толстым войлоком.

Фигура, от которой исходил крепкий запах леса, похлопала рукавами тулуп и сказала голосом И. В. Сталина: «Сейчас, товарищ Штеменко, пройдите в кабинет. Я буду через минуту».

Теперь все стало ясно: Сталин имел обыкновение отдыхать в зимние дни на веранде… Вскоре Верховный главнокомандующий в привычном костюме военного покроя, в мягких сапогах и с неизменной трубкой уже слушал мой доклад.

Просмотрев карты, он задал несколько вопросов относительно маневра войсками и материальными средствами на северном фланге… Верховный главнокомандующий не перебивал, а потом, прохаживаясь по кабинету, стал рассуждать о последовательности операций советских войск.

Я записывал в рабочую тетрадь смысл его рассуждений. Он сводился к тому, что если Ленинградскому фронту предстояло провести несколько одновременных операций на Кольском перешейке, то Карельскому фронту на огромных просторах Севера придется проводить две такие операции, причем последовательно: сперва – против финнов, а потом – против немецко-фашистских войск.

И. В. Сталин подошел к камину, подбросил несколько поленьев в уже угасшее пламя. Затем он сказал, что нам, однако, нельзя ни в коем случае ослаблять северный участок Карельского фронта против 20-й Лапландской армии немцев. Нужно держать там наши войска в полной боевой готовности к немедленному удару, не давая врагу возможности сманеврировать на юг» [103] .

Итак, перейдя в 1944 году в наступление по всему фронту, Красная Армия продолжала развивать успех, освобождая все новые и новые территории. В апреле советско-германский фронт на юге соприкасался с границей Румынии, откуда стрелы на генеральных картах уже нацеливались на Бухарест.

Отбросив справа от этого участка противника от Днепра, армии Сталина подступили к предгорьям Карпат, разрезав германский фронт на две половины, а на севере, полностью освободив от блокады Ленинград, вышли к Чудскому озеру, Пскову и Новгороду.

Между этими гигантскими «крыльями» оставался «хвост», обращенный в сторону Москвы, получивший название «Белорусский балкон». Здесь, на почти рудиментарном наросте, выступавшем из тела группы армий «Центр», сосредоточилось более шестидесяти дивизий, и поэтому ни по ту, ни по другую сторону линии фронта не сомневались, что ближайшее сражение произойдет на этом остро бросающемся в глаза плацдарме.