«Только что сообщили, что Тосно взято противником. Если так будет продолжаться, боюсь, что Ленинград будет сдан идиотски глупо, а все ленинградские дивизии рискуют попасть в плен. Что делают Попов и Ворошилов? (Ворошилов до 27 августа был Главнокомандующим Северо-Западным направлением. – К. Р. )

Они даже не сообщают о мерах, какие они думают предпринимать против такой опасности. Они заняты исканием новых рубежей отступления, в этом они видят свою задачу. Откуда у них такая бездна пассивности и чисто деревенской покорности судьбе? Что за люди – ничего не пойму.

В Ленинграде имеется много танков КВ, много авиации, эрэсы. Почему эти важные технические средства не действуют на участке Любань – Тосно?

Что может сделать против немецких танков какой-то пехотный полк, выставленный командованием против немцев без технических средств? Почему богатая ленинградская техника не используется на этом решающем участке?

Не кажется ли тебе (обращается Сталин к Молотову. – К. Р. ), что кто-то нарочно открывает немцам дорогу на этом решающем участке? Что за человек Попов? Чем, собственно, занят Ворошилов и в чем выражается его помощь Ленинграду? Я пишу об этом, так как очень встревожен непонятным для меня бездействием ленинградского командования. Я думаю, что 29-го ты должен вылететь в Москву. Прошу не задерживаться. Сталин» [68] .

В тот же день, 29 августа, Молотов, Маленков, Косыгин и Жданов телеграфировали Сталину: «Сообщаем, что нами принято решение о немедленном переселении из пригородов Ленинграда немецкого и финского населения в количестве 96 000 человек. Предлагаем выселение произвести в Казахстан – 15 000 человек, в Красноярский край – 24 000 человек, в Новосибирскую область – 24 000, Алтайский край – 12 000 человек и Омскую область – 21 000 человек. Организацию переселения возложить на НКВД».

Вопрос о выселении лиц, способных оказывать помощь оккупантам, встал в эти дни и в других регионах. За день до этого Президиум Верховного Совета СССР принял решение о ликвидации Автономной республики немцев Поволжья и депортации немецкого населения в Казахстан и Алтайский край.

Одновременно 29 августа Комиссия ГКО сообщила Сталину о решении ввести в Ленинграде строгое нормирование продовольственных продуктов и об эвакуации из города к 8 сентября 250 тысяч женщин и детей. Однако довести до конца это решение не удалось: вскоре немецкие части перерезали железные дороги, и 8 сентября Вермахт завершил окружение города. Начались дни блокады.

Конечно, ситуация на всех фронтах продолжала оставаться сложной, и разрядить ее должна была крупная операция. Еще накануне этих событий Сталин направил директиву Жукову. Во втором ее пункте требовалось:

«Войскам Резервного фронта, продолжая укреплять главными силами оборонительную полосу на рубеже Осташков – Селижарово – Оленино – река Днепр (западнее Вязьмы) – Спас-Демьянск – Киров, 30 августа левофланговыми 24-й и 43-й армиями перейти в наступление с задачами: разгромить ельнинскую группировку противника, овладеть Ельней и, нанося в дальнейшем удары в направлении Починок и Рославль, к 8 сентября 1941 года выйти на фронт Долгие Нивы – Хиславичи – Петровичи».

Однако замысел Сталина провести операцию под Ельней был лишь фрагментом общего наступления советских войск на центральном участке фронта. Одновременно с началом боевых действий Резервного фронта на его левом крыле в наступление должен был перейти Брянский фронт. В ту же ночь на 30 августа в адрес командующего Еременко Ставкой была отправлена директива, которая обязывала войска Брянского фронта перейти в наступление и, уничтожив группу Гудериана, выйти к 15 сентября на линию Петровичи – Климовичи – Новозыбков.

Но и это было не все. С севера в направлении на Смоленск 1 сентября переходили в наступление части 30-й, 19-й, 16-й, 20-й армий Западного фронта Тимошенко. Успех этой большой операции позволил бы существенно изменить стратегическую обстановку на всем театре войны.

Но хотя в начале операции командующие фронтами докладывали о ее успешном развитии, Сталин был неудовлетворен ходом боевых действий. Так, получивший перед началом операции пополнение Брянский фронт генерал-лейтенанта Еременко начал наступление при поддержке авиации, которой руководил заместитель командующего ВВС РККА генерал-майор Петров. Однако наступление Брянского фронта было вялым.

Сталина не устраивал такой оборот событий. И поздно вечером 2 сентября он позвонил в Оперативное управление Генштаба и продиктовал Василевскому указание Еременко: «Ставка все же недовольна вашей деятельностью. Несмотря на работу авиации и наземных частей, Почеп и Стародуб остаются в руках противника.

Это значит, что вы противника чуть пощипали, но с места сдвинуть не сумели. Ставка требует, чтобы наземные войска действовали во взаимодействии с авиацией, вышибли противника из района Стародуб—Почеп и разгромили по-настоящему… Гудериан и вся его группа должны быть разбиты вдребезги. Пока это не сделано, все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждем ваших сообщений о разгроме Гудериана».

Но самоуверенные заверения командующего: «разбить подлеца Гудериана» оказались несостоятельными. Войска Брянского фронта не только не смогли разгромить противника, но даже не остановили его. Сталин не дождался сообщения о поражении вездесущего Гудериана – ему доложили о ранении Еременко в ногу и эвакуации в госпиталь. Поэтому генералу придется довольно долго ждать своего часа, чтобы получить право рассказать о своих полководческих заслугах.

Не принесли желаемого результата и действия других фронтов. Весь август Жуков безуспешно пытался срезать не нужную даже Гудериану «дугу на карте» перед Москвой, бросая войска Резервного фронта в кровопролитное, с большими потерями, но малоэффективное наступление на Ельню. За полтора месяца боев на Ельнинском выступе Жуков провел 127 безуспешных атак.